и полнометражки

[Grissel]

"Коварство" ( Южная Корея, 2015)

Фильма про правление Ёнсангуна. Этот королёк вошел в историю Чосона как самый большой развратник, психопат и тиран. Мы его наблюдали в "Короле и шуте" и до некоторой степени , "Хон Гиль Доне".
Сюжет - чтоб манипулировать психованным королем, два зловредных министра, отец и сын, набирают ему для утех плотских толпы красавиц. Среди оных оказывается первая любовь министра-сына - это здесь главгерой, которая притворилось очередной Хвой (ТМ), чтоб отомстить королю, казнившего её отца. У министра-фиса любовь-таки не заржавела, и он всячески пытается не допустить девицу до монаршего тельца, но она проявляет упорство. По ходу дела просиходит много всяческого траха, тибидоха и кровищи, рейтинг фильма +18, а то и все+21. Корейцы, как обычно, отрываются на полнометражках за целомудрие сериалов.Несмотря на обязательный в финале штабель трупов, непоспешливый зритель, который не выключил кинцо на финальных титрах, обнаружит там ХЭ.
Могут повеселить два момента:
В роли гадкого министра -папы мы наблюдаем Ли Сонге из Драконов, причем, судя по дате выхода, играл актер эти роли одновременно.
Обучение будущих наложниц искусству секса ( с лекциями и практическими занятиями) происходит в Сонгюнгване, откуда выселили студентов и преподов.

@темы: корейское, рецензии

---

Осенние сагыки

[серафита]

Вообще-то главные хиты даже не сезона, а года, традиционно назначаются к показу как раз осенью. До премьеры Лунного света, влекомого облаками, осталось два дня, до Алых сердец — неделя, ютуб завален тизерами и постерами, и можно начинать гадать и спекулировать про сюжет.
«Лунный свет...» это явная попытка сыграть на поле «Скандала в Сонгюнгване». Разумеется, у сериала есть роман-первоисточник (как и у СКК), но ситуацию это не спасает. Трио молчелов: младой завидный жених (а в данном случае так целый наследный принц), холодный к официальной невесте и терзающийся по поводу пошатнувшейся ориентации, хитрожопое томное трололо и мрачный гопник, водящие хороводы вокруг одной девицы, переодетой в мужское и околачивающейся в месте, для женщин не предназначенном в принципе, по причине острой нужды в деньгах на лечение больного старшего брата младшей сестры — ничего вам не напоминает?
Однако ж в СКК и трололо томнее, и гопник брутальнее, и главгерой симпатичнее, и вообще СКК был первым.
Слева направо: ёримозаменитель трололо (он же поэт-сатирик Ким Сатгат, реально существовавший человек), антагонистка, гопник. На последнего прошу обратить особое внимание. Кажется, я знаю, кого мы все будем любить в этом сериале (и у кого нулевые шансы получить девушку).

Напоследок ещё добавлю, что на хэппи-энд тут, в отличие от СКК, рассчитывать не стоит. Когда героиня западает на принца, это как правило плохо заканчивается. Тут — без шансов, если только сценаристы будут следовать хоть какой-то исторической правде и не вздумают снимать «по мотивам», как «Солнце в объятиях луны». Просто потому, что в реальности этот наследный принц умер 21-го года от роду, так и не дождавшись трона.

Тем не менее, как бы ни пыжился и не тужился «Лунный свет...», явный хит сезона не он. Недаром же трансляцию Хваранов передвинули аж на декабрь, чтобы не сталкивать их с «Алыми сердцами». Если в прошлом году в этом качестве зрителю однозначно преподносились «Шесть летящих драконов», то в нынешнем это именно АС. Для этого у них есть всё: известный и успешный первоисточник, Ли Джун Ки в ботоксе, звёздный актёрский состав, увесистый бюджет, отличное музыкальное сопровождение, раннекорёсская мода и всего 20 серий хронометража. К тому же, историческая истина, китайский вариант сериала и прошлогодний успех «Драконов» позволяют развернуться в отношении главгероя:

Официальный анимированный постер героя, между прочим.
Сравните с Ван Уком (тем, который исторически отец главгероини и её сиблингов в «Железной императрице» и трепетный антагонист в «Сияй или сойди с ума») :

Но больше других, признаться, меня зацепил вот этот товарищ (опять-таки оцените музыкальную тему и содержащийся в ней тонкий намёк):

Если Ван Ук у нас интеллигентная сюсюка антагонист трепетный, то у этого с трепетностью явные проблемы. Собственно, это будущий третий король Корё, тот, которого сменит на троне Ван Со, и родной его брат (по матери и по отцу). А также, кажется, главный конкурент. В «Сияй...», если товарищи по траве помнят, это истеричный параноик под каблуком у дядюшки, но здесь явно совсем другой концепт, да и по возрасту каст куда более удачный (реальный Ван Ё процарствовал 4 года и умер 26-летним). Собственно, этого актёра я толком помню только в «Воине Пэк Тон Су» в роли юного Чонджо, и там это довольно неприятный внешне и внутренне юноша. Но, как это часто бывает, с возрастом актёр заматерел, его тонкие губы и острые черты лица пришлись как нельзя кстати для нынешней «темноватой» роли, а массивные серьги, макияж и маникюр, как тонко намекал нам Киль Тэми, способны творить чудеса. Впрочем, не подумайте лишнего, для раннего Корё, передравшего у Силлы всё, что только можно, это вполне допустимая мода для мужчин.
Вот вам ещё одна нарезка под шикарный ост:

@темы: корейское

---

Обновления по корейцам

[Grissel]

В ожидании новые сериалов смотрим две прошлогодние полнометражки.

"Эпоха невинности" ("Эпоха желания"). Страсти-мордасти в семействе Самбона на фоне готовящегося госпереворота. Чжин Хёк в роли Ли Банвона.
"Коварство". События правления Ёнсангуна и вокруг.

@темы: корейское

---

[сяо гуай]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Обновления по японцам

[Grissel]

Для юзающих азияторренты - выложен с ансабом первый сезон сериала "Хранитель священного духа".
Это экранизация цикла фэнтезийных романов, ранее выходило анимэ того же названия. Но аниме было снято только по первой книге, дораму грозятся снять по всему циклу.

@темы: японское

---

[Grissel]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[сяо гуай]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Grissel]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Кстати

[серафита]

кто думал смотреть Джекпот, тот может идти и смотреть. Сегодня оно закончилось (т.е. вчера, но выложили в переводе последнюю серию только что).

спойлер

И там даже ХЭ.

@темы: корейское

---

немного аналитики

[Grissel]

«Королева Сондок» и ритуал инициации

«Королева Сондок» - один из самый сильных исторических корейских сериалов. И как всякое добротное произведние, затрагивает некие глубинные основы восприятия. Хотя сериал является историческим, а не фэнтезийным, здесь будет рассмотрен сказочно-мифологический пласт сериала. И поможет в этом классическия работа Владимира Проппа «Исторические корни волшебной сказки».
Труд Проппа в основном исследует - и реконструирует-- ритуал инициации, обычай посвящения мальчиков в "мужской союз". Этот обычай был свойствен практически всем народам на стадии родо-племенного строя.
Вот в чем он состоит - по достижения отрочества мальчики покидают семью и племя, и уходят в обособленный "большой дом". Там они проходят ряд испытаний, порой очень жестоких, включающих истязания. По мере нахождения в "большом доме" мальчики обучаются воинским и охотничьим умениям. Но Пропп делает акцент на том, что одновременно они обучаются ритуальным песням и танцам, заучивают заклинания - то есть осваивают основы шаманства. Через несколько лет, став взрослыми, посвященные возвращаются в племя. Теперь они получают права завести собственную семью. Только прошедший инициацию имеет право быть воином, охотником, вождем.
В "большом доме" имеют право находиться только те, кто принадлежат к братству. Непосвященным - женщинам, детям - вход туда запрещен под страхом смерти. Однако в "большом доме", как правило, живет девушка. В сказках это всегда "названная сестрица" героев , однако исследователи полагают, что в действительности она состояла в групповом браке с участниками братства. При этом ее положение не позорное, а почетное, она - госпожа братства, "царевна". Она единственная из женщин проходит ритуальное посвящение, после чего считается воскресшей из мертвых, и возвращается в племя, а ее сменяет другая девушка.
И тут мы доходим до самого для нас интересного. Весь этот ритуал возник на стадии перехода от матриархата к патриархату. Поэтому, хотя в "мужской союз", ясное дело, входят только мужчины, дух-- покровитель братства представляется женщиной. И глава братства, наставник посвящаемых во время ритуалов носит женскую одежду и маску. ( Возможно, первоначально это действительно была женщина, но Пропп об этом не пишет) "Сам посвящаемый иногда мыслится превращенным в женщину. Его тайное имя иногда - женское. Высшая степень посвящения включает умение превращаться в женщину"(с) Следы этого обычая сохранились по сию пору - шаманы во время камланий носят женскую одежду или включают в свою одежду ее элементы. Но мы сейчас о другом.
Вам все это ничего не напоминает? Совсем-совсем ничего?
вопрос конечно, риторический.
И те, кто смотрел сериал, и те, кто просто знаком с корейской историей, сразу вспомнят о гвардии хваранов, «юношей-цветов» в государстве Силла.
Совпадают и возраст ( с 14 до 18 лет), и обособленное проживание с обучением и испытанием и наставник-духовидец - куксон, и вонхва -повелительница, единственная женщина в мужском союзе, и разумеется , раскраска лица "под женщину". Ну и то, что хвараны исполняли шаманские функции и были хранителями стихотворной традиции, вам любая статья в энциклопедии скажет. Собственно, в корейском языке "хваран" является синонимом шамана.
Правда, в сериале на шаманские функции ( как и на реальный возраст хваранов) забит мощный болт, хвараны по ходу являют чисто военную организацию - но и тут проговариваются, что они единственные мужчины, принимающие участие в религиозных ритуалах и имеющие право входить в храм ( жрицами являются только женщины).
Однако Пропп настаивает, что с приходом рабовладельческого строя , образованием государственности и усилением царской власти, мужские союзы играют все меньшую роль и наконец исчезают вовсе. А организация хваранов возникла в государстве вполне себе феодальном. Но может быть, причина тому - те обстоятельства, что элементы матриархата в Силле сохранялись очень долго, а шаманизм на те времена был государственной религией?

Прежде всего, заметим, что КС – сериал, исключительно насыщенный мифологическими мотивами, прямого отношения к ритуалу инициации не имеющими. Это пророчество, связанное с рождением героя, небесные знамения, сопутствующие его рождению и смерти, мотив проклятого, запретного царского ребенка, отвернутого родителями и выращенного простыми людьми, до поры в неведении о своем происхождении ( здесь правда, нет сопутствующего обстоятельства – младенца отправляют по водам в корзине, лодке, ящике или бочке – это мы можем увидеть в других корейских сериалах) Но все это не имеет прямого отношения обряду посвящения. Важно тут другое. В беллетристике и сериалах все эти мифологемы могут быть применены к женщине, но в мифах всегда фигурирует герой.
Заметим так же, что почти все чудеса в данном сюжете имеют рациональное объяснения или являются следствием обмана. Миф подан как историческое повествование.
Итак, рассмотрим сюжет и персонажей КС с точки зрения ритуалов инициации.
В большинстве мифов главный подвиг, сопутствующий инициации убийство героем чудовищного зверя. Как правило это дракон или змей, но в мифах разных народах это может быть волк, бык, или тигр. В ранних версиях мифа герой проглочен чудовищем и побеждает его, разрубив изнутри.
Именно это происходит с героем пролога – королем Чинхыном. Но поскольку повествование «историческое», деяние рационализируется. Чинхын, на которого напал тигр, просовывает руку ему в глотку и разрезает ему гортань маленьким кинжалом – саёпто, ибо другого оружия у него нет ( давайте не станем уточнять, почему король оказался на охоте только с игрушечным кинжальчиком). Чинхын – традиционный эпический герой и тигра он убивает буквально.
В дальнейшем историю об убийстве тигра правнучкам Чинхына рассказывает Мисиль. С принцессой Чхонмён это не срабатывает, и мы позже поясним, почему. А вот Токман все понимает правильно, свое решение одной войти во дворец, захваченный врагами – она характеризует как решение войти в пасть тигра. Мы имеем здесь тут же историю, однако здесь убийство тигра через поглощение – метафора.
К образу Токман и связанных с ним мифологем мы перейдем чуть позже, а пока вернемся к Чинхыну и саёпто.
Как учит нас исследователи, герой в процессе испытания получает волшебный дар – кольцо, меч, клубок ниток и т.д. Волшебный дар заключает в себя часть магической силы духов –предков и является его оберегом. В нашем сюжете это саёпто, о котором прямо сказано, что это родовая реликвия, приносящая удачу. Перед смертью Чинхын отдает кинжал внуку Чинпхёну. Но тот – слабое и жалкое существо, не способное пройти инициацию, и от саёпто ему нет никакой пользы.
Иное дело – младшая дочь Чинпхёна Токман. Ее кинжал будет оберегать еще до рождения, ибо ей волшебный дар и предназначен.
Однако наследник Токман – Чхунчху, саёпто не получает, хотя его жалким существом никак не назовешь. Потому что Чхунчху в мифологической системе образов совсем другой персонаж – трикстер: лгун, притворщик и провокатор. А волшебный дар предназначен герою.
А кто же у нас герой? Токман.
Не героиня. Именно герой. История Томан(Сондок) – построенная по всем архетипам история героя, короля-властителя. Поэтому инициацию она должна проходить по мужскому паттерну.
Девушка , переодетая мужчиной – один из главных штампов корейских сериалов, но здесь этот прием приобретает иной смысл. Токман во время пребывания в корпусе хваранов не «царевна», общая жена мужского союза. Она именно что входит в этот мужской союз, и наравне со всеми происходит положенные испытания, обучаясь воинскому искусству.(Кстати, Пропп, перечисляя эти испытания, упоминает погружения в грязь. Здесь этот мотив повторен дважды – во время тренировок и во время войны когда обессилевшая Токман лежит в болоте).Есть и истязания – Токман ложно обвиняют в убийстве и пытают. Пройдя положенные герою испытания и предписанные подвиги – возращение солнца на небо, победа над «тигром» - заговорщиками, захватившими дворец, она становится королем – к сожалению ,в русском переводе пропадает этот нюанс в титуловании. Токман не королева, а король, монарх в своем праве. Но после коронации мы более ни разу не увидим ее в мужской одежде. Сама корона приравнивает ее к мужчинам. В этом свете и безбрачие героини, под которое в сюжете подведены психологические и политические мотивировки, приобретает иной смысл. Будучи героем и королем, Токман не может выйти замуж. «Никто не будет обладать мной, пока я ношу корону» (с). Понимая, что ей недолго осталось жить, она пытается отречься от власти, чтоб немного побыть женщиной и женой – но уже не в состоянии пойти против предписанного статуса. Она останется королем до самой смерти.
А что делать герою в той ситуации, когда роль героя достается героине? Он выступает до некоторой степени ее дублером. Юсин представляет Токман в тех областях, где «условно» быть мужчиной недостачно – там, где герою надобно жениться на Ягишне или Змиевне, или сражаться на бранном поле. В каком-то смысле Юсин – это функция Токман. Ее последние слова –«оставляю королевство на тебя», хотя Юсин не является ее наследником. Исторический Юсин совершал свои завоевания в правление Чхунчху, но в эпилоге сериала Юсин приходит с известием о своей победе не к здравствующему королю, а к гробнице Сондок. Функция продолжает действовать. Характерно, что там у гробницы, он находит Альчхона ( об этом опять же позже).
Героиня в нашей истории, однако ,есть. Это Мисиль. Самый интересный образ, совмещающий в себе несколько мифологических ролей.
Мисиль сюжетно воспринимается как злодейка, но в действительности, в своей первой роли одна и есть героиня в мифологическом смысле. Повелительница хваранов, «царевна» ( этот титул она и носит, хотя по происхождению ею не является) , супруга «мужского братства». Многомужество Мисиль подчеркнуто – она является официальной наложницей короля, имеет признанных мужа и любовника и состоит в связи либо требует в мужья остальных представителей королевской семьи. Помимо этого, как сказано в молодости она «не пропускала ни одного красивого мужчины». Это совершенно не воспринимается как разврат ни окружающими, ни самой Мисиль, самой рациональной из персонажей сериала. «Я завоевывала сердца людей, чтобы получить государство». Простонародье считает ее «полубогиней» и «вестницей небес». (Токман, после официального признания царевной ,от статуса вестницы небес отказывается. Это не подобает герою).
Однако другая ипостась Мисиль, которая большую часть сюжета женщина в возрасте – ведьма, мать Змея. Дракона, Гренделя. Она является самым сильным противником героя, но иногда является дарительницей и наставницей. Иногда герой вступает в связь или брак с ее дочерью ( в данном случае внучкой).
Помимо наставничества ведьмы здесь Мисиль приходится принимать на себя функцию наставника героя как такового ( далее будет объяснено почему). Токман неоднократно повторяет, что всему, что она знает и умеет, она научилась у Мисиль, а Мисиль втайне сожалеет, что Токман не передали во младенчестве ей на воспитание – она бы вырастила себе преемницу…
Поэтому, несмотря на гибель Мисиль, как наставник она одерживает победу – получившая власть Токман коленопреклоненно благодарит Мисиль, без которой она бы ничего не добилась.
Герою при прохождении инициации положен волшебный помощник. Она может выступать в облике зверя, птицы, человека или ожившего мертвеца – это все неважно. Ибо на самом деле помощник – воплощение духа-хранителя рода, оберегающего героя. Их отношения начинается с того, что герой спасает помощника, оказывает ему услугу, или просто не убивает, когда имеет возможность, и строятся на заключении определенного рода договора. «Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь». В силу своей нечеловеческой природы помощник бывает сильнее героя.
И такой персонаж у нас имеется в чистом виде. Это Альчхон. Ситуация со спасением жизни ( фактически – с запретом на самоубийство) и последующим «договором» подразумевающим служение, повторена дважды. В служении смысл жизни Альчхона. Он – хранитель Токман в буквальном смысле – глава ее охраны. И в эпилоге Альчхона мы видим у гробницы Токман. Поскольку «функция» Токман – Юсин, еще жива, хранитель продолжает свою службу.
Сложнее дело обстоит с Чхонмён – сестрой-близнецом, точнее двойняшкой Токман. В корейской мифологии правящий род Силлы – государства, где происходит действие, был основан волшебными близнецами Хекоссе и Арён, братом и сестрой. Вероятно, поэтому рождение близнецов в сюжете считается роковым для династии: близнецами началась, близнецами же и закончится. Но здесь для нас важнее другой аспект «двойничества».
Чхонмён пытается быть тем же, чем Токман – героиней, принявшей на себя роль героя. Но у нее это не получается. И не потому, что она успела побывать замужем и родить ребенка. Это было до того, как она решила вступить в борьбу с Мисиль, и не считается. Но у Чхонмён не хватает сил для геройской роли. Хотя сюжет подчеркивает, что между сестрами существует своего рода эмпатическая связь, мы ясно видим, что Токман самодостаточна. А Чхонмён для ощущения себя полноценным существом необходима Токман, даже когда она не знает об их кровном родстве. Когда она уговаривает Юсина вернуть Токман, покинувшую столицу, рефреном звучат слова «ради меня!». Токман же она сетует, что «нас лишили нормального детства» ( Токман определенно не чувствовала себя в детстве обделенной). Нет, Чхонмён не может быть героем – не из-за своей женской сущности. Она персонаж из другой мифологемы – танист, «теневой двойник» короля, приносимый в жертву ради короля. При том, что на виду именно Чхонмён, а Токман до поры находится в тени. Токман – солярное существо, ее явление народу происходит одновременно с возвращением солнца из тьмы хаоса ( и не важно, что все заранее просчитано и затмение использовано в интриге), Чхонмён – теневое. В своем стремлении быть героем она пытается использовать волшебного помощника, но Альчхон не может ее спасти при всем желании. Он предназначен не ей. Чхонмён должна умереть, чтобы Токман могла властвовать.
Обратим внимание, как и где она умирает. Чхонмён в буквальном смысле убивают вместо Токман, по сюжету – по ошибке, но мы-то знаем, мы знаем, что танист выступает заместителем короля в качестве жертвы. И происходит это на берегу реки. Река в мифе всегда граница между миром живых и мертвых. Токман должна была уплыть к Китай, в Иное царство=умереть. Но смерть Чхонмён не дала ей войти в лодку( в лодке как нам известно, часто погребали умерших).
(Вероятно, следует остановиться еще на одном моменте. Перед решающим боев в сказках героя зачастую сражает богатырский сон. Иногда упоминается, что спит он «три дня и три ночи»).
После гибели Чхонмён Токман трое суток без сознания, а когда приходит в себя, психологическое перерождение завершено – она отрекается от своей женской сущности и готова сражаться за власть).
Мы уже упоминали, что сын Чхонмён, Чхунчху представлен трикстером. Но если герой должен быть один, то к трикстеру это не относится. Мы видим на сюжете еще одного трикстера , но в более бытовом варианте – Чукбана. Не случайно Чхунчху искренне привязан только к Чукбану, они существа одной породы.
Мы упоминали персонажей, которые в истории инициации сыграли свои роли удачно, пусть порой и ценой своей жизни. Но есть и те, кому это не удалось.
Мунно. Это прямо обозначенный глава мужского союза, наставник посвящаемых. Наставник, как уверяют нас исследователи, поддерживает контакт с миром духов и предков, является шаманом. И действительно, он представлен духовидцем, видения Мунно -- единственные чудеса на сюжете,не имеющие рационального объяснения. Так же, как глава мужского братства, Мунно проявляет исключительную мизогинию. Он готов признать свою противницу Мисиль, потому что она как «царевна» играет по установленным правилам, но не Токман , ибо женщина как герой для него неприемлема.
А вот как наставник Мунно своей ролью совершенно пренебрегает. Он забрасывает вверенный ему мужской союз, отказывается обучать своего единственного ученика – потому что тот не соответствует его идеалам, и Токман – потому что она женщина. Наконец, он вроде бы находит для себя идеального ученика – Юсина, но поскольку Юсина в сюжете не существует в отрыве от Токман, то ничего из этого не получится. Как наставник Мунно терпит крах.
И наконец, Пидам. Поначалу кажется, что трикстер на сюжете именно он, а не Чхунчу. Но нет, он входит в сюжет как герой, только не того формата как тандем Токман-Юсин, если те «Иван-царевич», то Пидам – Иванушка –дурачок ( хотя по происхождению он царевич как раз), который в итоге должен, по правилам, получить царевну и корону. Чего от него окружающие и ждут. Но Пидам выбирает неправильные цели – он выбирает ту царевну, которая от роли царевны отреклась и стала героем, а когда он начинает добывать себе корону без царевны, то обречен на поражение – Иванушке –дурачку царство без царевны не положено.
Пидам терпит полный крах – а чего вы хотели от ученика такого наставника, как Мунно?
Рассмотрим главный конфликт сериала – между Токман и Мисиль. Возможен ли конфликт между героем и царевной?
Вот что пишет Пропп:
Царевна зачастую враждебна герою. Нередко она изображается воительницей, богатыркой,чье воинское искусство и сила превосходят силу героя.
Именно такой - воительницей в блистающих доспехах, легко сражающей врагов своим мечом, появляется Мисиль в сериале. О ее военных талантах говорится неоднократно. Токман в воинской сфере талантами не отличается.
Царевна предает героя.
Вы прослушали краткое содержание первой серии. Правда , речь идет о герое пролога- короле Чинхыне.
Царевна задает герою трудные загадки и дает ему неисполнимые задания.
Собственно, этим можно в целом определить отношения Мисиль и Токман.
Царевна искушает героя, чтобы ослабить и уничтожить его.
Мисиль искушает как Токман, так и Юсина. Причем Токман она походя пытается соблазнить, считая ее мужчиной, и получив отказ, трактует это как "старею, теряю хватку"( это проглянула другая ипостась Мисиль - ведьма, яга). Однако окружающие склонны истолковать происходящее однозначно :"Токман у нас парень красивый, а Мисиль никогда не пропускала ни одного красивого мужчины".
Юсина Мисиль искушает с помощью молодой внучки. Но и тут, когда она упоминает, что собирается привязать к себе Юсина путем брака реакция окружения однозначная ( бессмертное, "мама, вы опять?!!!!")
Царевна пытается разлучить героя с волшебным помощником ( иногда калечит последнего)
Мисиль захватывает Альчхона , заточает его в темницу и подвергает пыткам. Да, Юсина она тоже захватывает, но потом дает ему возможность сбежать. А Альчхону нет. Ибо только воссоединившись с волшебным помощником, герой может победить.

А теперь снова вернемся к герою, то есть к Токман. Резюме пропповского труда: пройдя ритуал инициации, герой должен доказать, что он властен над стихиями, солнцем и луной, а следовательно способен дать земле богатый урожай. Только тогда он становится истинным царем.
Мисиль претендует на власть, убедив народ, что она властна над стихиями и луной. Но она не властна над солнцем. Именно в этом Токман ее превосходит.
А уж урожай... Токман на этом просто зациклена. О да, как и все прочее, данный пункт трактуется рационально - она организует вспашку целины, внедряет передовые методы ведения сельского хозяйства, но смысл не меняется - истинный правитель приносит земле плодородие. А иначе - царь не настоящий.

@темы: корейское, рецензии

---

Королева Тамдок, окончание

[Grissel]

Конечно, они здесь многое знали о падшей жрице, ложном оракуле, Красном Фениксе. О враге надо знать как можно больше. И, увы, именно благодаря лазутчикам клана Комул теперь Сучжини знала — женщина не врет, это и правда ее старшая сестра, взращенная Хванчоном, ставшая послушной исполнительницей воли бессмертного старейшины.
Что же могло привести ее в Кванми?
Хён Го готов кричать, звать на помощь других Стражей, ибо Феникс последний из них и сильнейший из всех. Никому из обычных людей с ней не справиться.
Но Сучжини решительно велит привести гостью сюда.
Она видела Киха неоднократно, видела еще до того, как вражда встала между ними. Теперь она отмечает, что Киха по-прежнему красива, хоть ей, наверное, уже за тридцать. Раньше красоту ее подчеркивало белое жреческое одеяние либо яркие наряды придворной дамы. Теперь на ней простое дорожное платье, плотный темный плащ.
И явилась она не одна. С ней мальчик лет восьми, худенький, встрепанный.
Женщина низко кланяется.
— Я прошу защиты и помощи у моей госпожи… и сестры… для себя и своего сына.
У нее низкий, грудной голос. И большие, несколько выпуклые глаза — это видно, когда она поднимает голову.
Эту женщину любил Тамдок. Когда-то Сучжини думала, что Киха будет его верной спутницей и королевой.
— Это ловушка!— выкрикивает Хён Го. — Сучжини, не слушай, она хочет воспользоваться вашим родством!
— Сына?—переспрашивает Сучжини. Жрицы дают обет безбрачия и целомудрия, но насчет того, какие отношения связывали жрицу с Хогэ, мало оставалось сомнений.
— Да. Чансу, поклонись госпоже.
Сучжини приподнимает бровь. Наставник все же изрядно поднатаскал ее в истории. Она помнит: когда государыня Сосоно покинула Когурё, не весь клан Керу последовал за ней. Оставшихся возглавил Ён Чансу, связанный с кланом по материнской линии. От него и происходит нынешний род князей Ён, потомком коего является Хогэ. Подходящее имя.
— Какая же помощь может понадобиться от меня жрице Хванчхона и матери наследника Ён Хогэ?
Очень тихо, одними губами, так, что никто кроме княгини, не слышит, Киха произносит.
— Мой сын рожден не от Хогэ. Это сын Тамдока.
Княгиня молчит. Киха оборачивается к сыну.
— Подойди, поздоровайся с ее светлостью.
Мальчик, не смущаясь, приближается, снова низко кланяется.
— Добрый день, кунджиним!
Сучжини пристально вглядывается в детское лицо, пытаясь увидеть знакомые черты. Да полно, вспомнит ли она их через столько лет? Все же ей кажется что мальчик на Тамдока нисколько не похож. А вот сходство с матерью несомненно. Кто бы ни был его отцом, Киха не солгала, что это ее ребенок.
— А ты, должно быть, тот еще сорванец?
— Что вы, — он улыбается, — я очень послушный мальчик.
— Вот как. А куда ты хочешь пойти, когда мы поговорим с твоей мамой — в библиотеку, в оружейную?
Он едва не подпрыгивает.
— Конечно, в оружейную!
Послушный, как же.
— Вот и хорошо. Когда я освобожусь, мы непременно туда пойдем, и выберем тебе клинок по руке. А не подойдет ничего, так тетя Пансон сделает… а пока погуляй с наставником Хён Го, он тебе покажет замок.
На лице Киха — неприкрытый ужас. Она много раз слышала эту историю, иногда ей казалось, что Хогэ вообще ни о чем другом не способен говорить: как Тамдок, в одиннадцать лет уже полный змеиного коварства, вот так же заманил его в ловушку, а потом, угрожая его матери убийством сына, заставил княгиню Ён выпить яд.
Весь вопрос, знает ли об этом Сучжини.
Хён Го тоже напуган, он мнется с ноги на ногу, опасаясь оставлять госпожу наедине с этой злодейкой.
— Да что вы как с ума спрыгнули,— с досадой говорит Сучжини.—Ничего не случится, пока мы говорим.
Обещание звучит двусмысленно, но вроде бы успокаивает присутствующих. И сестры остаются наедине.
— Садись, — говорит княгиня. — Рассказывай.
Разумеется, она ждет объяснений, и Киха это прекрасно понимает.
— Тамдок погиб раньше, чем родился ребенок… раньше, чем я поняла, что беременна. А когда я это поняла, то ясно стало и другое. Клан Огня заберет моего ребенка. Он же последний носитель небесной крови… Тогда я заключила сделку с Хогэ. Пообещала объявить его Истинным, помогать ему во всем, если он признает ребенка своим. В Хванчоне уже догадывались, что Хогэ — пустышка, удобная марионетка, не более. Его сына они бы не тронули.
— И он согласился. Так зачем тебе было покидать Абуллансу?
— Потому что знаки Стражей, хоть и пробудились, но не обрели полную силу. В клане Комул этого не знают? Только кровь, святая, небесная кровь, пролитая на алтаре Абуллансы на символ, позволяет этой силе проявиться. И в Хванчоне есть один из знаков… был. — Она вытаскивает из-за ворота отливающий алым хрустальный шар.
Сердце Феникса.
— Старейшина Хванчона более всего жаждет сделать это. Заполучить силу Небес целиком. Зачем? Вряд ли даже боги ведают. Он живет больше двух тысяч лет, кто может представить, что такое старческое безумие, длящееся столетиями? И при том он остается бессмертен и неуязвим. Может, он хочет разрушить этот мир, чтоб умереть наконец. А Хогэ не бессмертен, он стареет и страдает от ран и болезней, как все люди. Потому он хочет вернуть власть над Когурё, пока успеет. И для этого он готов пожертвовать Чансу. Он убеждал меня, что мальчику не причинят вреда, что у него возьмут лишь несколько капель крови, чтоб окропить знак Феникса…— Она снова примолкла, потом завершила. — Но я слышала иное — для высвобождения силы нужна кровь из сердца.
— И ты бежала?
— Да! Если бы я могла справится с ним, я бы справилась! Но я владею силой огня, а она бессильна против того, кто впустил в себя стихию огня! Думаешь, я не пыталась? Самой мне не победить!
— И как же тебе удалось вырваться?
— Вернейший из моих слуг пожертвовал ради того своей жизнью, тот, кто всегда, с детства заботился обо мне…
— Этот не тот ли, кто убил наших родителей?
Разведка Комул не могла проникнуть в Абуллансу, но вообще она не даром ест свой хлеб.
Киха отводит глаза, поневоле пробегает взглядом по комнате: карты всех стран полуострова Керим и близлежащих, чертежи и модели стенобитных машин и боевых кораблей, на полках и на столе — книги и свитки, на подставке — длинный меч с прямым лезвием, на котором золотом отсвечивает вязь какой-то надписи.
— Возможно, ты говоришь правду, — поразмыслив, произносит Сучжини. — Но скорее всего, учитель прав, это ловушка. Печати клана Огня невозможно снять, и они управляют носителем. И тебя отправили сюда вот за этим. — Она кивает на меч. —Только видишь ли, священный меч Чумона, тот, которым владели короли Когурё и который передал мне Тамдок, обретает силу, только принадлежа Истинному. В руках Хогэ он будет простой железкой. Но, предположим, тебе удастся сделать это. И тогда… что, по-твоему, есть Феникс?
— Последний и самый сильный из Стражей. Единственный, рожденный на земле, а не в Небесах.
— Ответ не вполне точен. Сила Феникса настолько велика, что разделена на двух носителей. Так же, как стихия огня имеет две стороны. Красный Феникс — созидательная сила, ее должна воплощать ты. И Черный Феникс, Необоримый Гнев, Разрушительница. Это Страж без символа, им нельзя управлять, можно только убить — и никто из других Стражей не способен сделать это. Поэтому клан Комул забрал меня, чтоб держать под присмотром и убить до того, как моя сила пробудится. Если бы Хён Го не охранял меня как наседка, наверняка эти добрые дедушки придушили бы меня в колыбели. Как видишь, Комул и Хванчон не так уж отличаются друг от друга. А теперь убивать меня поздно, если это вообще возможно. Не исключаю, что ты также обладаешь этим свойством. Просто ты не участвовала в битвах и не имела возможности узнать, что любые раны Феникса заживают в считанные часы. Итак, моя сила проснулась… но много ли она уничтожила после пробуждения?
— Я не знаю.
— Ничего. Все, что я строю или разрушаю, делается без применения этой силы. Мне неизвестно, была ли у меня сила Небес изначально или Тамдок сумел мне ее передать вместе с мечом. Важно другое — та частица силы Избранного владыки уравновешивает силу Черного Феникса. И полагаю, ее контролирует меч. А теперь представь себе, что будет, если я лишусь меча. Если я и вправду Истинная, то ничего не изменится, только меч потеряет силу. Если же сила заключена в мече, а я лишь помогаю ей проявиться, стихия огня, что копилась все эти годы, вырвется наружу. А ведь я собралась идти войной на Абуллансу.
— С силой огня против силы огня? — хрипло спрашивает Киха.
— О, сразу видно, что ты не бывала в степях. Спроси у Тигра, он тебе расскажет, как борются со степными пожарами. Встречным огнем. Вот только потушить огонь будет некому, ведь убить Черного Феникса может только Избранный Владыка.
— Но какое касательство ко всему этому имеет меч Чумона? Чумон правил менее пяти столетий назад.
— Я же сказала — хранители знаков были задолго до Чумона. И меч, скорее всего, был задолго до Чумона. А вот надпись «кто возьмет сей меч из гробницы, тот и есть король над всеми землями Чусин», полагаю, сделана позже. Чумон владел этим мечом, но то, что заключено в мече, не имеет к нему касательства. И скорее всего, именно этот меч способен убить бессмертного старейшину. Это одна из причин, по которой он нужен. Другая, вероятно, выяснится, когда мы найдем Синси…
Киха истерически смеется.
— А ты не знаешь? Надо же, клан Комул две тысячи лет собирал свои архивы и не узнал самого главного. Абулланса — это и есть Синси. Когда владыка Хванун вернулся на небеса, а его сын Тангун увел людей в иные земли, клан Огня занял это место. У священного дерева, оно и теперь стоит, только совсем высохло, главный алтарь Хванчона. Там должны были заколоть моего сына, чтоб знаки Стражей обрели полную силу. Ибо только там земля и небо встречаются воедино.
Сучжини поднимается на ноги.
— Вот, значит, для чего он об этом просил… Должно быть, перед смертью Тамдок понял. И хотел сказать: «Найди Синси и уничтожь его».
— Теперь ты мне веришь?
Сучжини встряхивает головой.
— Ладно, ладно… то, что ты сказала — важно, но, в сущности, ничего не меняет. Ты лишь укрепила мое стремление уничтожить Абуллансу. И Синси заодно. Я не хочу быть фигурой в бесконечной партии, которую разыгрывают Небеса, пусть даже главной фигурой. А ты?
В этот миг, при всем внешнем несходстве, видно, что эти женщины — родные сестры.
— Что ты будешь делать, если мы победим и выживем?—спрашивает Киха.
— А… хорошо, что ты напомнила мне. — Сучжини хлопает в ладоши, стражник заглядывает в комнату. — Позови советника Хён Го. И мальчика заодно. Мне нужно срочно составить письмо, — поясняет она Киха. —Пошлю гонца в Чолло. Пусть князь отправит Тальгэ в Куннэ. Моим именем он сместит наместника Асино и сам займет пост наместника Когурё.
— А что сделает король Асино? — Киха несколько озадачена и решением, и тем, что Сучжини его не скрывает.
— Наш брат Асино пусть подумает, хочет ли он сохранить свой трон. Мне нужны короли и правители земель, я не могу быть везде одновременно. Но над правителями объединенных земель будет верховный владыка, король над королями.
— Или королева?
— Какая разница… но мне предстоит слишком много работы, чтоб уделять время замужеству. Поэтому вопрос с наследованием разрешился очень кстати.
Киха вновь опускается на колени.
— Я и мой сын присягаем на верность верховной государыне.

Они все собираются в главном зале крепости. Змееголовая Черепаха, страж Севера, стихия воды. Красный Феникс, страж Юга, стихия огня. Синий Дракон, страж Востока, стихия дерева. Белый Тигр, страж Запада, стихия металла.
И та, что держит меч и правит центром. Стихия земли, воплощенная власть.
Потом люди будут рассказывать, что высоко над стенами Кванми в тот миг поднялись пять столбов сияющего света. Два ослепительно белых, алый и синий. И золотой. Но это потом.
— Мы выступаем, — говорит Сучжини. — Наша цель — Синси, ставший Абуллансой. Да, это единственное место, где небо связано с землей, но связь эта давно отравлена. И меч, данный мне, — для того, чтобы убить бессмертного Тэ Чжанро. — Она впервые называется старейшину клана Огня по имени.— Он нужен также, чтобы разбить алтарь и срубить иссохший ствол Сондансу. После этого я сломаю меч. — Она обводит взглядом лица Стражей и усмехается: — И вот тут-то начнется самое интересное!

2.
…основные сведения о жизни королевы Тамдок содержатся на так называемой «Стеле Тамдок», установленной, согласно археологическим данным, на перевале Кванми в первой половине V века. Однако мы до сих пор не имеем данных о дате рождения этой правительницы. Известно лишь, что она принадлежала к королевской семье Пэкче. Согласно данным стелы Тамдок, в 391 г. она впервые предприняла военные действия против Когурё, захватив ряд пограничных крепостей. В последующие годы успех был закреплен, и в 396 г. Когурё полностью подчиняется южному соседу.
В 403 г. присоединяется Кая, впрочем, и ранее находившаяся в сфере влияния Пэкче.
Утратившая всех союзников Силла заключает вассальный договор, благодаря выгодному политическому браку — принцесса Силлы отдана замуж за племянника королевы Тамдок (около 406 г.).
В 407 г. королева Тамдок со своим флотом высаживается на Японских островах, таким образом подтвердив главенство Пэкче над союзным государством Ямато (Ва) и прилегающими территориями. Подробности об этом можно найти в «Нихон сёги», однако к ним, как к любым японским источникам, следует относится с осторожностью. В частности, «Нихон сёги» отождествляет королеву Тамдок с императрицей Дзингу, которая якобы вернулась на родину после победы над Силлой, хотя силланский поход Дзингу, если таковой вообще имел место, состоялся несколькими десятилетиями раньше.
В 413 г. королева скончалась, и ей наследовал племянник Чансу. Так завершилось первое, со времен древнего Чосона, объединение всех государств Корейского полуострова в королевство Великое Пэкче. К сожалению, оно просуществовало лишь около столетия. Еще при жизни верховного короля Чансу возник внутренний конфликт с Силлой, а затем возобновляется роковое противостояние двух древнейших гоударств, нарушившее правильный вектор развития, заданный королевой Тамдок.
Мы вынуждены признать, что знаем о жизни этой правительницы прискорбно мало. Неизвестно даже ее личное имя (Тамдок — тронное имя, полученное посмертно). В некоторых фольклорных источниках она названа прозвищем Сучжини, однако подобного личного имени более нигде не зафиксировано.
Поскольку нигде не упоминается, что королева когда-либо вступала в брак и имела детей, высказывалась версия, что в Пэкче существовал институт воинственных жриц-шаманок, наподобие силланских вонхва, которые могли занимать высокие государственные должности, как это было с легендарными императрицами-шаманками Химико и Тоё в Ямато. Этой версии противоречат сообщения, что в 400 г. королевой Тамдок был уничтожен шаманский центр в районе горы Пэктусан. Поэтому некоторые ученые придерживаются мнения, что королева была буддийской монахиней и искореняла шаманизм.
Недостаточность сведений вызвана тем, что в последующие века имя королевы Тамдок сознательно вымарывалось из летописей либо подвергалось всяческим нападкам. Для идеологии конфуцианства мысль о женщине у власти неприемлема, и это наложило отпечаток на работы позднейших историков. Не избежал этого и великий Ким Юнсик — в своей «Самгук саги» он отзывается о королеве с крайнем пренебреженим и считает, что Великое Пэкче распалось в наказание за то, что в начале своего существования поставило у власти женщину.
В настоящие время все эти нападки и домыслы используются тоталитарным режимом так называемой Народной республики Когуре, которая объявила королеву Тамдок «воплощением агрессивного империалистического духа» и возродила обычай сожжения чучела «изверга Сучжини» в день окончания зимы.
На западе имя королевы Тамдок практически неизвестно. Единственное исключение — роман Букеровского лауреата 1983 г., австралийца Патрика Донелли «Сокол против Иволги». Несмотря на несомненные художественные достоинства, роман полон исторических неточностей, что характерно для западных авторов, когда они обращаются к нашей истории, даже с наилучшими намерениями. Писатель представил героиню простолюдинкой, возвысившейся благодаря полководческому таланту и уму, но искренне считающей себя избранницей Небес — она называет себя «сестрой Небесного владыки и короля»(?!)
Студия PNK выпустило сериал «Полет Сокола», посвященный жизни королевы.
Молодежная военно-патриотическая организация «За возвращение заморских территорий» также избрала сокола своей эмблемой.

Из методического пособия «История Пэкче от древности до наших дней» для выпускников старшей школы, издание университета Вире, 27-е, стереотипное.

@темы: корейское, фанфики

---

[Grissel]

Королева Тамдок

канон: Легенда о Четырех стражах/Королева Сондок, кроссовер, отсылки к другим историческим и литературным канонам.
размер: миди
персонажи: Сужчини, Стражи
Предупреждение: АУ начиная с событий 9-й серии
Примечание: написано на спецквест по теме "Священная война"




1.

Пэкче, крепость Кванми, 26-й год от явления звезды Чусин.

День здесь начинается рано, и надо очень сильно хотеть спать, чтобы это получилось — при шуме, доносящемся снаружи. Да, верфи расположены далеко, грохот плотницких молотков сюда не долетает. Но в последние годы к стенам крепости стало лепиться все больше домов, скоро здесь вырастет настоящий город. Да и в самой крепости обустроены новые мастерские и кузницы, и с рассвета над ними дым, а вокруг — звон и лязг. Всякий приезжий подивится преображению крепости, и без того самой неприступной в Пэкче, в мощную городскую цитадель. Тот, кто прибыл на рассвете, непременно это запомнит и доложит. Впрочем, стоит ли предупреждать госпожу? Она и так поймет.
Хён Го идет по коридору по направлению к кабинету княгини. Служанки уже доложили ему, что госпожа снова не ложилась.
Подъем по лестнице заставил его запыхаться. Ему 45 лет, но временами он чувствует себя старым, очень старым. И это при том, что он обладает силой Небесного Стража. Что делать, его должность первого советника вымотает кого угодно.
Тот, кто стоит у двери, опираясь на копье, пропускает советника, ни о чем не спрашивая, и Хён Го лишь кивает ему.
Так и есть, она уснула за столом, положив голову на кипу свитков и карт. Опять работала всю ночь, а под утром уснула столь крепко, что даже шум снаружи не мешает. Будь его воля, он ни за что не стал бы ей мешать. Но…
—Кунджиним, проснитесь!
Бесполезно. Если она спит, то спит сном праведницы. Он трясет ее за плечо.
—Госпожа княгиня, уже утро!
Она поднимает голову, встряхивается, потягивается. Хрипловатым со сна голосом спрашивает:
—Что-то срочное?
—Гонец из Хансона с посланием от его величества.
—Еще что-нибудь?
—Пока все.
—Тогда подождет. Не могу же я принимать послание государя неумытой и нечесаной…
И направляется в свои покои.
За минувшие годы она отрастила волосы, которые с детства стригла в скобку, но завязывает их в узел на мужской манер. Приучилась терпеть возле себя служанок, и по особо торжественным случаям может даже облачиться в платье. Но у себя дома предпочитает мужскую одежду. А крепость Кванми — теперь ее дом, не зря же ее чаще называют не княгиней Хэ, а госпожою Кванми. Сейчас не такой случай, определенно не такой.
Она не сказала советнику, кто еще должен присутствовать при встрече, но он и так знает — не впервой.

Прошло девять лет после той страшной ночи у крепости Тэчжа, когда князь Тамдок, несомненный Истинный Владыка, погиб от рук убийц, служивших узурпатору Хогэ. Товарищи его и сторонники пытались прикрыть его своими телами, но град отравленных стрел был слишком силен.
И тогда ожил посох в руках Хён Го, испуская ослепительный белый огонь, и белое это пламя встало стеною. И пали, сраженные сном, все, кто видел этот свет. Кроме Хён Го, и ученицы его, поддерживавшей умирающего князя, и самого Тамдока. И прикованный к месту наставник увидел, как Тамдок передает девушке священный меч Чумона. И в этот миг два языка пламени поднялись, сплетаясь — алый и золотой, и белое пламя устремилось к ним.

Хён Го ничего не понял тогда. Но это было началом пробуждения Стражей и времени чудес. Возможно, страшных чудес.
Поначалу они не думали об этом. Вся забота была о том, чтоб как можно быстрее увезти в селение клана Комул тело Тамдока и спасти тех, кто выжил в бойне. Но потом перед старейшинами клана встала задача, труднее которой они не знали со дня основания братства. Они все и раньше имели основания считать, что девочка из рода Хэ — не обычное человеческое создание. Теперь же подтвердились худшие подозрения: что она — возрожденный Черный Феникс, Необоримый Гнев, Губительница и Разрушительница. И клан обязан исполнить свой долг. Убить Разрушительницу, пока она не вошла в полную силу.
Но Хён Го отказывался подобным образом трактовать то, что он увидел. Да, говорил он, она не может быть Красным Фениксом, ибо пробудилась, не имея знака. Но особенностью Черного Феникса является неспособность контролировать себя, здесь же пробуждение огня было остановлено до того, как стало убийственным. И если бы она была Разрушительницей, разве Тамдок передал бы ей свою силу? Раве она сумела бы принять ее? И страшась сам своих слов, продолжал: а что, если эта сила принадлежала ей изначально? Предсказано было — из всех Стражей первым встретит и признает истинного владыку страж Змееголовой Черепахи. Что это он, Хён Го, сомнений нет. Но кто, как не он, нашел в подвале сожженного замка Хэ новорожденную девочку? Посланцы братства шли к замку, ибо там пробудился символ Феникса, но символа не нашли, а нашли чудесно уцелевшее при всеобщем избиении дитя. И кто знает, когда именно она родилась — не в ту ли ночь, когда воссияла звезда Чусин?
И пока старейшины, как водится у Комул, до бесконечности судили и рядили, потому что на одного комульца приходится в среднем три мнения, внезапно оказалось, что девочка не намерена ждать, пока решат ее судьбу, а намерена она мстить за князя Тамдока. И учинить войну против Когурё, создав перед этим собственную армию.
В Комул не верили, что семнадцатилетняя девушка сумеет сделать такое. Конечно, у нее были ее силы… и, хоть ее никогда специально не учили драться, она умела это лучше многих мужчин. Но командовать армией — это совсем другое.
Однако у нее нашлись сторонники, в первую очередь из провинции Чолло, где были благодарны за спасение своих княжичей. А там подтянулись те, кто также хотели мщения, или просто недовольные возвышением клана Керу. И Хён Го примкнул к этой маленькой армии, ибо учитель не должен предавать учеников.

Конечно, эта война, самая первая из многих, проходила по принципу «бей-беги» и не нанесла существенного урона Когурё. Но нанесла существенный урон престижу новоявленного государя, ибо Избавитель не должен терять земли, он должен их приобретать, а Когурё лишилось одной из пяти провинций, ибо Чолло отказалось признать власть Ён Хогэ, и ряда приграничных крепостей. Да и насчет того, что Хогэ — избранник Небес, были сомнения, ибо явленный миру страж не признал его своим государем.
Верховная жрица Когурё, объявившая себя Красным Фениксом, провозгласила, что страж Черепахи — обманщик, бывший уличный гадатель в Куннэ (последнее даже было правдой), а та, кому он служит, — демон. Но сомнения были посеяны. Среди тех, кто примкнул, по старой дружбе, к мятежникам, была Пансон, мастер кузнечного дела. Она и поведала о том, что ее семья — хранители знака Белого Тигра, кому, как не роду кузнецов его хранить, ибо металл — стихия Белого Тигра. И что знак тот находится в степях Корана. Дальнейшее Хён Го вспоминал как сон — бешеную скачку в Коран в окружении верных людей, стычки и переговоры со степняками, нахождение знака и то, что новым Стражем оказался один из старых товарищей. Теперь уже было ясно, что Стражей притягивает друг к другу, они собираются вместе. Это подтвердилось на пути, когда их предводительница в одиночку вошла в самую неприступную крепость Пэкче, избавила ее владетеля от проклятия и тем явила миру нового Стража. Он же передал ей свою крепость.
Теперь у их армии появилась база, да еще какая! Можно было сделать передышку.

Тем временем в Пэкче длилась затянувшаяся гражданская война. Наследник престола Асино был от оного оттеснен, как водится, родным дядей. Рассмотрев ситуацию, госпожа Кванми решила поддержать Асино. Тот охотно принял помощь — он принял бы ее, даже если б она была демоном или мошенницей, лишь бы вернула ему столицу. И она вернула. На радостях король закрепил за ней право на Кванми, и даровал княжеский титул, и назвал своей сестрой, что было недалеко от истины — семья Хэ находилась в родстве с королевской.
И она имела право просить у него армию для похода на Когурё.
Поход на Когурё Асино видел в сладких снах, мечтая уподобиться славному предку, великому Кынчхого, наголову разбившему северян. Но — предоставить армию женщине, кем бы она ни была — демоном, Стражем или кем еще?
Асино посоветовался с жрицами оракула в Хансоне, и ему напомнили, что в китайских государствах были женщины-генералы. Не будем вспоминать о дружественном, но дикарском Ямато, где женщины могут править царствами и предводительствовать войсками, но разве государыня Сосоно, одинаково чтимая в Когурё и Пэкче, не была воительницей?
Пример Сосоно решил дело. На Когуре двинулась мощная армия, предводимая княгиней Хэ и ее Стражами.

К тому времени шел уже четвертый год правление Ён Хогэ, и большинство тех, кто поначалу искренне считал его государем, избранным Небом, успели основательно разочароваться, чтоб не сказать хуже. Армия отнюдь не горела желанием защищать самозванца, лишь по материнской линии связанного с династией Чумона Великого. Тем более что армия вторжения шла вовсе не под знаменами Пэкче. Если княгиня Хэ, госпожа Кванми, и есть, как многие говорят, страж Феникса, то верховная жрица — мошенница при самозванце, ее пророчества — ложь и повиновение им — святотатство.
Ён Хогэ послал за помощью в союзную Когурё Силлу, но армия Силлы была блокирована высадившимся в конфедерации Кая экспедиционным корпусом Ямато.
После того, как армия Хогэ была разгромлена, сам он и его жрица бежали. Куннэ пал без сопротивления, князь Ён, регент, принял яд.
По возвращении в Хансон княгиня Хэ короновала своего венценосного брата Асино как государя Пэкче и Когурё.
Но все это нельзя было считать окончательной победой. Ибо Хогэ и лживая жрица укрылись в крепости Абулланса клана Хванчон. Именно Хванчон, клан Огня, в сущности и усадил Хогэ на престол, а вовсе не род Ён и провинция Керу. А пока стоит черная Абулланса, невозможно возрождение древнего Кочосона, полагал Хён Го, и госпожа была с ним согласна. Именно поэтому весь последний год ее армия готовилась к походу против Клана Огня. Что было невозможно без тщательной подготовки, и клан Комул, славный своей разветвленной разведывательной сетью, не сумел заслать лазутчиков в Абуллансу. Оттого-то кунджиним и засиживалась ночами над картами и донесениями. А тут еще это гонец из Хансона…

Его, наконец, впускают в зал приемов, и он опускается на одно колено. Перед ним четверо. Гонец видел их всех раньше в Хансоне, но издалека, а теперь таращится. Это не первый гонец, которого встречают в Кванми, и Хён Го знает, какое впечатление они производят. Сама госпожа сидит в кресле — замшевый кафтан, стянутый наборным поясом, к которому крепятся две коротких меча. Волосы забраны под генеральскую повязку.
За ее спиной — двое мужчин. Слева — Чу Мучин. Его сугубо варварская внешность, лихо закрученные усы, плащ из звериных шкур пугают обычно не меньше, чем боевой топор в руках. Хотя друзья не знают более благодушного человека.
За правым плечом — бывший комендант этой крепости, тот, которого называли демоном и чудовищем. Странно вспоминать об этом, когда видишь самого красивого мужчину из всех, что встречались в жизни. Глаза Чин Чхоро всегда устремлены на госпожу, всегда отражают только ее. В бою он неизменно рядом, в крепости отвечает за её безопасность, и по ночам охраняет ее опочивальню. Хён Го запретил себе спрашивать, переступает ли он порог.
Советник давно подметил, что каждый из Стражей чем-то походит на свой символ. Он сам, неуклюжий и неловкий, над кем посмеиваются, но почитают самым мудрым — не Черепаха ли?
Мучин — Белый Тигр, тигр и есть, могучий и ловкий одновременно. Хотя в последние годы, признаемся, несколько растолстевший тигр. А что делать, если жена не только превосходно готовит, но и возглавляет снабженческий корпус.
Чхоро — Синий Дракон, обладает смертоносной грацией крылатого змея.
А вот госпожа на Феникса совсем не похожа. На Феникса похожа та, другая, красивая яркой, броской красотой — Хён Го видел лживую жрицу в Куннэ. А госпожа похожа совсем на другую птицу. Чье имя он дал ей, когда она была младенцем нескольких дней от роду.
Ловчий Сокол.
Сучжини.

Советник с поклоном принимает послание у гонца, передает госпоже. Та снимает печать, читает. После того произносит:
— Распорядитесь, чтоб посланца моего брата накормили и дали ему возможность отдохнуть. Ответ будет позже.
И только после того как гонец исчезает за дверью, госпожа княгиня позволяет слететь со своих уст краткому, но смачному ругательству из лексикона кабаков и игорных домов Куннэ.
— Что случилось? — Хён Го всполошился.
— Этот… наш брат государь требует, чтоб мы выступили в Когурё. В Куннэ бунт. Неудивительно — при том придурке, что там был усажен наместником, я бы сама взбунтовалась. Говорила я Асино — не потерпят в Когурё чужака, сажай там кого-нибудь из местных, нееет, непременно надо было одному из своих прихвостней порадеть. А теперь он хочет, чтоб мы давили мятеж.
— А оно нам надо? — спрашивает Тигр, вполне серьезно.
— И это перед выступлением против Абуллансы…— морщит лоб советник.
Синий Дракон, как обычно, молчит.
— Так, — распоряжается княгиня. — Собираем малый совет. Обсудим дальнейшие действия.

Пока к ней в кабинет подтягивается остальные, она стоит у окна, смотрит. Внизу жизнь кипит, во дворе сущая толчея. Разгружаются прибывшие товары, грузчики, волокущие мешки на склады, сталкиваются с мастерами, поспешающими по своим делам. Мелькают белые хламиды — большая часть клана Комул в последние годы переселилась в Кванми, здесь разведывательная сеть получает задания, а молодежь проходит военную подготовку. Союзные варвары выводят коней — патрулировать окрестность. Но княгиня лишь мельком скользит по ним взглядом, как и по гомонящему рынку у стен крепости. Она смотрит вдаль, на море, где в бухте теснятся корабли. Смотрит и вспоминает.
Теперь она хорошо понимает, что любила Тамдока. Тогда не понимала, нет. Слишком была молода, слишком привыкла чувствовать и вести себя как драчливый пацан с городских окраин. После того, как они познакомились, они почти все время держались вместе, но ничего похожего на любовь между ними не было. Он слишком явственно был влюблен в другую, она же чувствовала себя так, будто нашла потерянного брата, близнеца, с которым ее разлучили при рождении. Возможно, то же чувствовал и Тамдок. Может быть, чувство, что они вдвоем составляют единое целое, и заставило его сделать то, что должна была сделать Сучжини — загородить своего близнеца собою, принять на себя отравленную стрелу. Тем самым передав ей свою ношу и свою миссию. Ношу она привычно несет, а вот о миссии думает, глядя на море и корабли.

Совет собирается, когда приходят старшие. Это генерал Ко, седой, но, несмотря на возраст, не утерявший гвардейской выправки. Он и командовал прежде королевской гвардией в Когурё, и, не сумев спасти своего государя и его наследника, служит той, кто за них мстит. И сутулая женщина в одежде, местами прожженной и запачканной сажей — Пансон, глава кузнечных и механических мастерских Кванми.
Совет сегодня не в полном составе. Здесь те, кто был с княгиней в зале. Но нет Тальби, жены Тигра, отвечающей за снабжение. Она на сносях. Ребенок поздний, и беременность проходит тяжело, поэтому ее решили не тревожить. Тальгэ, средний сын князя Чолло, представляющий здесь эту союзную провинцию, недавно уехал навестить больного отца. Старого князя после победоносной кампании в Когурё хватил удар — слишком бурно пировал с союзниками из Ямато. Он фактически отошел от дел, передав бразды правления старшему сыну.
Теперь они должны обсудить приказ из Хансона.
Хён Го без труда может угадать, что скажет каждый. Или о чем промолчит.
Генерал Ко — уроженец Куннэ. Одно дело было воевать с узурпаторами из Керу, а другое со своими согражданами. Пансон, хоть и родилась в Мальгале, полжизни прожила в Куннэ и мыслит сходно. Мучину, в сущности, все равно с кем драться, лишь бы драться. Чхоро без слов исполнит любой приказ госпожи.
Итак, здесь есть противники карательной экспедиции и нет явных ее сторонников.
Впрочем, в конечном итоге все зависит от мнения княгини. А она уже высказалась неодобрительно.
Хён Го и сам похода в Когурё не одобряет. Но…
— Если мы не повинуемся королевскому приказу, то сами окажемся мятежниками.
— Мятежниками? — княгиня, наконец, отворачивается от окна. — Братец Асино должен помнить, из чьих рук он получил корону. Если забудет, напомню. А если вздумает пугать нашими дикими родичами из Ямато, с ними я сама разберусь.
Тигр довольно урчит, но Сучжини продолжает.
— И кто сказал, что мы не собираемся уладить дело с мятежом? Просто, если подумать головой, можно решить это без войны. Потому что войска нам нужны для другого.
— Абулланса, — согласно произносит генерал Ко.
— За всеми мятежами, переворотами и провокациями на полуострове так или иначе стоит Абулланса. Владеют ли они магическими силами? Да, мы были тому свидетелями. Но также видим, что они предпочитают действовать подкупом, обманом, запугиванием и шантажом. Из чего следует, что клан Хванчон отнюдь не всесилен. И его можно победить. А пока мы не вырвем эту занозу, не сможем осуществить главную цель. Ибо что должен свершить Истинный Владыка?
— Найти Синси, — пересохшими губами произносит Хён Го.
Он был свидетелем, — а Сучжини слушала последние слова Тамдока, которые он сказал, передавая ей меч.
«Найди Синси»…
Синси, город бога на земле. Где росло священное дерево Сондансу, под которым Хванун, сын Небесного Владыки, учил народы законам. Где был зачат Тангун, прародитель земных королей. Священный город Синси, утерянный столетия назад.
— Неверно, — твердо отвечает Сучжини. — Объединить земли древней страны Чусин. Вы, народ Комул, две тысячи лет ждали явления Истинного Владыки, толкуя свидетельства и пророчества, и сводились они к тому, что Истинный должен объединить земли и народы. Сказано также, что он должен непременно быть носителем небесной крови. Именно этим правители Когурё обосновывают свои претензии на господство — происхождением от Чумона Великого. То, что короли Пэкче также ведут свой род от него же, они не признают. Так же, как семья Ён не признавала права Тамдока. Но в Пэкче знают, что основатель Пэкче, государь Онджо, был родным сыном Чумона, хотя и младшим. Хотя, признаться честно, если отринуть все домыслы, истинной основательницей обоих королевств была государыня Сосоно — жена Чумона и мать Онджо. Но, по любому, нынешние правители Пэкче имеют больше прав называться потомками Чумона, чем Ён Хогэ с его родством по материнской линии.
— Но тогда получается, что объединение земель должно происходить под главенством Пэкче? — вновь вмешивается генерал.
— А почему нет? Когуринцы воспринимают свое главенство как нечто само собой разумеющееся, ибо их королевство самое старшее, если не считать Пуё. Но подумайте: Чумон основал государство в Чольбоне лишь потому, что у него не было иного выхода. Изгнанник из Пуё вынужден был обосноваться на тех землях, что дали ему приют. И вся дальнейшая история Когурё — это сплошь попытки захватить более плодородные земли и выходы к морю. Иначе просто не выжить. В то время как расположение Пэкче неизмеримо более выгодно — оно способствует и торговле, и земледелию. Для того и нужен Истинный Владыка, который должен прекратить эти противостояние Севера и Юга, которые длится веками. И объединить все эти земли Чусин, Чосон, Керим и как их еще называют.
— Кая непременно нужно завоевать, у них кузницы славные и оружие хорошее! — Пансон ударяет кулаком по столу.
— Силла, — тихо произносит Чхоро.
— С Кая сложностей не будет — у них шестнадцать племен, и каждое считает себя главным, тут и лучшее оружие не поможет. Вот Силла — другое дело. Им потомки Чумона — никто и ничто, у них свой божественный прародитель — Пэк Хэкоссе, и они, возможно, ждут собственного Избранного Владыку… но мы с этим как-нибудь разберемся. Однако мы отвлеклись от насущного, и это моя вина. Вернемся к тому, что нам предстоит сделать сейчас. Если мы выдвинемся на Абуллансу, нам необходимо сохранить добрые отношения с Когурё.
Большинство из них понимает, что княгиня имела в виду, но формулирует генерал Ко.
— Мы не может миновать их территорию. А когда подойдем к реке Ялу, у них будут все шансы нанести удар в спину.
— И это помешает нам уничтожить Абуллансу одним ударом. Вот о чем я предлагаю подумать вам, друзья мои. Можете возвращаться к своим делам. Кроме советника, его я прошу задержаться.

Хён Го из того, что было сказано на совете, понял совсем другое, чем его товарищи. И все же переспрашивает, когда другие уходит.
— Ты ведь не случайно упомянула о государыне Сосоно — основательнице. И о том, что у тебя не меньше прав на престол… нет, на право быть Истинным Владыкой, чем у Хогэ.
Она лишь усмехается в ответ. Он хорошо знает ее, лучше, чем кто-либо. И все-таки периодически приходит в ужас.
— Богословы из клана Комул хорошо знали, что сделать со мной, если я — Черный Феникс. Убить. Но они почти десять лет не могут решить, что делать, если я — нечто иное.
Это правда. Почти не осталось сомнений, что Сучжини родилась в ту самую ночь, когда взошла звезда. Но сколько еще младенцев родилось в землях Чусин в ту ночь? А за пределами этих земель? Старейшинам слишком сложно принять мысль, что Истинным Владыкой может оказаться женщина.
Между тем, за эти годы в Комул подросло новое поколение, они обучались в Кванми, они участвовали в походах княгини, и слово Сужчини для них тяжелее слова старейшин.
Внезапно он срывается.
— Мне не нравится то, что из нас, Комул, народа книги, ты делаешь народ меча и лука. Мне не нравится то, что ты откладываешь поиски святого града Синси ради войн. Мне не нравится то, о чем ты сейчас помышляешь… а больше всего мне не нравится то, что у нас, похоже, нет другого выхода!
— Похоже, нет. — откликается она. — Есть много историй о приходе Истинного Избавителя, предсказанного пророчествами. Его рождение отмечено восходом звезды и появляется он на свет зимней ночью. Даже в закатных странах рассказывают такие истории, в библиотеке Комул были книги об этом… И если б это были сказки… Силы Небес, которые управляют людьми, существуют — нам ли с тобой не знать об этом. Тебе это не нравится — мне от этого тошно. И, знаешь, сдается мне, будь на моем месте Тамдок — он бы сказал то же самое. Да, верно, перед смертью он велел мне найти Синси… но ты не слышал… он не успел закончить фразу. Я уверена, что за поисками Синси стоит что-то еще… Ах, да. Что-то всё время отвлекаюсь я сегодня. Да, о приходе Истинного Владыки есть много историй, но ни в одной не сказано, что он может быть женщиной. И, чего бы я ни добилась, всегда найдется дурак, который начнет горланить «женщина не может править!», и другие дураки, которые это подхватят. Если только мое право не подкрепить волей Небес. Должно быть пророчество о женщине-властительнице.
— Да где же мы его найдем? — Хён Го взирает на нее с недоумением.
Ответный взгляд княгини полон укоризны.
— Дорогой наставник, странный вопрос ты задаешь. В библиотеке Комул такими текстами десятки полок забиты. Хотя нет. Если пророчество найдется в архивах Комул, это будет слишком. Пророчество должно было быть явлено в храме Неба в Куннэ, когда он только был основан… но потом государыня Сосоно удалилась основывать Пэкче и унесла свиток с пророчеством с собой. А почему, собственно, нет? Точно известно, что тогдашний хранитель знака Синего Дракона последовал за государыней. Другой знак — Сердце Феникса — также хранился в Пэкче. — Она не стала уточнять, что хранителями была семья Хэ. — Хранители были за сотни лет до прихода Чумона и основания Когурё, для них сие могло ничего не значить, а государыня Сосоно с полным основанием могла рассудить, что пророчество относится к ней…
— Ты серьезно? —советник всплескивает руками. — Ты правда предлагаешь мне составить подложное пророчество?
— И этому ужасается человек, который много лет зарабатывал на жизнь уличными предсказаниями.
— Это была вынужденная необходимость.
— А сейчас разве нет? И разве большинство древних пророчеств появлялись иным способом? Вам, книжникам Комул, это известно лучше, чем кому-либо.
Хён Го не отвечает. Он знает, что Сучжини права. Она всегда, в конечном счете, оказывается права.
— У тебя есть время, чтоб составить текст, сейчас первоочередная задача — это Абулланса и клан Огня. А там и пророчество обнаружится. В конце концов, это стандартное задание для разведывательной сети Комул.
— Я все-таки не понимаю, зачем это тебе надо. Если бы ты была самозванкой… но у тебя действительно есть сила, ниспосланная Небесами, и есть право.
— Именно поэтому, — отвечает она. — Потому что у меня есть право.

Однако этот разговор оказывается на сегодня не последним испытанием для советника, да и для Сучжини тоже.
Запыхавшийся стражник с порога докладывает:
— Кунджиним, у ворот крепости женщина…и она называет себя вашей сестрой.

продолжение следует

@темы: корейское, фанфики

---

и песня

[Grissel]

Лучший товарищ хварана
Канон: Королева Сондок
Попытка переложить песню из 50-й серии


Если свой жребий нынче - сражаться,
Страха не ведай, сражайся, хваран.
Если сраженье тебе не задастся,
Крепче держись, защищайся, хваран.
Если защита твоя бесполезна,
В полном порядке, хваран, отступай.
Коль отступление кануло в бездну,
Сдайся, и духа при том не теряй.
Если и сдаться тебе невозможно,
И отвернулись небо и твердь,
День твой настал, и это не ложно.
Верный твой друг сегодня – смерть.
Лучший товарищ хварана – смерть.

@темы: корейское, фанфики

---

[Grissel]

Доспехи
Канон : «Легенда о Четырех стражах»
Пейринг/персонажи: Тамдок/ Сучжини
Жанр: романс, пропущенная сцена
Краткое содержание: они, наконец, встретились
Примечание: навеяно фразой из обсуждения – «самое эротичное, что есть в корейских сериалах – это когда героиня помогает герою надеть/снять доспехи».

Когда ему сказали «она – одинокая мать с маленьким ребенком», Тамдок пропустил эти слова мимо ушей. Постарался пропустить, он уже научился отсекать неглавное. А главное было найти Сучжини, убедиться, что она жива, и не отпускать ее больше. А остальное могло разрешиться позже. И потом, могла же быть и путаница…
Он ее не нашел. И все последующие годы, пока искал и не находил, мысль о том, откуда у Сучжини ребенок, была успешно притоплена на дне сознания.
И когда наконец нашел, радость была столь велика, что заполняла весь его мир, и не было места для иных мыслей и чувств.
Но ребенок был с ней. У Сужчини был ребенок.
Когда они вернулись в ставку, все кругом таращились на них с радостью. Ясно было, что решили воины и свита. Мальчик должен был родиться вскоре после того, как Сучжини покинула Куннэ, а до того они Тамдоком были неразлучны. Но король-то знал, что это не его ребенок. Да, они были неразлучны, но никогда не были близки. И чего он хотел, в сущности? Они не виделись восемь лет. За это время она могла встретить другого мужчину. Она провела несколько месяцев рядом с Чхоро, который несомненно влюблен в нее. А могло быть и совсем худо – что могло ждать одинокую девушку, которая скитается по воюющим государствам… хотя «Сужчини» и «жертва насилия» --очень мало совместимые понятия. И Тамдок не мог ее спросить : боялся оттолкнуть, напугать, ударить по больному. Он выжидал. Выжидать он научился давно, задолго до того, как стал королем.
После того, как услышал, как про маленького Ачжика говорят, что он сын сестры Сучжини, а сам мальчик именует ее «тетей», а не матерью, ноющая боль в сердце отпустила. И сразу кольнуло проклятое сомнение – по сведениям клана Комул, весь род Хэ, из которого происходи Сучини, был уничтожен Хванчхоном. Тогда он и решил спросить – не прямо обиняком – откуда взялась сестра? А вот Сучжини ответила прямо – пока она не может сказать. Позже. Потом.
Что ж, ему опять придется ждать. Тем более, что дел невпроворот – отправив экспедиционный корпус на подмогу Силле, он должен вернуться в столицу для перегруппировки армии, ибо похоже, предстоит воевать с объединенными силами Пэкче, Ва и Абуллансы. Он подождет. Тем более, что Сучжини теперь рядом и обещала не уходить.
Вот из-за этого он и понял, что переоценил свое умение ждать. То, что она была рядом. Но не более. Днем армия была на марше, и им удавалось лишь обменятся несколькими словами, взглядами, а на привалах она коротала время не с ним, а с племянником. Все было не так, как в юности, когда Сучжини была тощим голенастым подростком, а Тамдок успешно убедил себя, что между ними лишь братские чувства. Теперь, как без затей выразился Тигр, Сучжини «стала похожа на женщину». А он… теперь ему было недостаточно слов и взглядов.
Конечно же, он не жил аскетом все эти годы. Женщины у него были, но ни с одной он не провел больше одной ночи, не запомнил ни лиц, ни имен. И все попытки советников женить его разбивались, как о каменную стену. У него не будет другой королевы, кроме Сучжини, так он решил. Старый толстяк князь Чолло был прав, когда сватал их, а Тамдок ошибался. Больше он такой ошибки не повторит. И они поженятся сразу, как будет возможность, тем более, что Сужчини из знатного, хоть и пэкчесского рода, пусть кто попробует возразить…
Возражать никто не думал, но как дотянуть до свадьбы, если тебя сжигает изнутри?
Не мальчик вроде бы, не первая любовь, не первая страсть.
Именно поэтому. Потому что знаешь – это единственная женщина, которая тебе нужна. Полностью. Душой и телом.
И быть рядом – хуже , чем долгими одинокими ночами, когда он сжимал в руках флакон, который она когда-то носила на груди , внушая, что хоть так почувствует тепло ее тела.
Он все таки продержался до Куннэ. Но и там была не до женитьбы. Забота о подготовке следующей кампании отнимала все время и силы ( а когда со дня коронации было по-другому?). Раньше Сучжини была бы рядом и на плацу, и на тренировках, но теперь у нее другие заботы…
И когда возвращаясь с плаца, когда казалась бы совершенно вымотался, он заставил ее во дворе замка, понял – все, хватит. Никаких больше ожиданий. Все должно было произойти еще тогда, когда она пришла к нему проститься, а он забил себе голову убеждением, что дружба ее ему дороже, а с друзьями не спят ,и на друзьях не женятся… но на самом-то деле желал не только духовной близости, он хотел, что она прикасалась к нему, оттого и придумал этот дурацкий ритуал с надеванием доспехов, как будто у него оруженосцев не было…
Больше он не совершит ошибки.
И как нарочно, Сучжини сама обращается к нему.
--Я подумала, и решила, что нам надо поговорить…
Тамдок берет ее за руку и ведет за собой. И в своей спальне, прежде, чем она успевает что-то произнести, говорит, нет приказывает: --Я хочу, чтобы ты помогла мне снять доспехи.
И она не сердится, не возражает, не напоминает, что шла сюда по другой причине. Потому что тоже все понимает. Некоторые вещи она научилась понимать гораздо раньше него.
Расстегивать застежки на доспехах – не то, что на одежде, это занимает гораздо больше времени, но оно и к лучшему, так они дольше находится близко-близко, заново привыкают к теплу и запахам, которые прежде знали так хорошо. Но, прежде, чем он успевает отложить панцирь и наручи, она делает шаг назад – лишь для того, чтоб выступить из платья, которое словно само летит на пол.
Он видел ее тело прежде, при совсем других обстоятельствах – когда она показала ему зажившую за ночь глубокую рану, доказывая, что обладает силой в считанные часы восстанавливаться при любых ранениях и потере крови. С тех пор он не препятствовал ей участвовать в самых серьезных боях… однако тогда Тамдок смотрел на нее другими глазами. И тело ее стало другим. Она по- прежнему гибка и худощава, но грудь, которая раньше была мальчишески плоской, сейчас как раз такова, чтоб уместиться в его ладонях. И тонкая талия лишь подчеркивает очертания округлых бедер.
Она не подросток. Она женщина. Его женщина.
Много раз он обещал себе – когда это случится, он будет с ней нежен, бережен, насколько возможно.
Не получается.
Они слишком долго ждали друг друга, слишком сильно хотели, и сейчас набрасываются на добычу, изголодавшись, как молодые звери по весне, сплетаются, как воины во время борьбы, да они есть воины. И Сучжини не стыдится его, как положено деве. Они перекатываются на постели, меняются местами, и она открывается навстречу Тамдоку без страха и сомнений. Способность заживлять раны – это ее доспехи, но сейчас они также отброшены в сторону, как доспехи Тамдока. Она – Феникс, какая разница, Красный, Черный, она порождение стихии огня, и сгорает в пламени наслаждения, и возрождается в нем.
Потом, когда они лежат в изнеможении, он замечает потеки крови на ее бедрах, на покрывале. Эта не рана, он был первым, Ачжик все-таки не ее ребенок. Но это стыдная, дурная мысль, Тамдок гонит ее от себя.
Повернувшись, он опирается на локоть, долго смотрит на нее, потом говорит:
--Ты –самая красивая на свете.
Она смеется.
--Ту уверял, что никогда не повторишь этих слов. Врал?
--Нет. Это я сказал, когда впервые увидел тебя в платье. Но без одежды ты еще красивей. – После паузы он спрашивает: --Так что ты хотела мне рассказать? – теперь, когда он знает, что Сучжини не мать Ачжика, на сердце легко и можно спрашивать.
Она спускает ноги с постели.—Погоди. Сперва я проверю , кК там мальчик, а потом все тебе расскажу.
Но Ачжика нет, и государю еще предстоит узнать, что мальчик – не сын Сучжини, но сын Тамдока.
Он снова ошибся.

@темы: корейское, фанфики

---

продолжим наши игры

[Grissel]

Золотая ветвь
Канон: «Шесть летящих драконов»
Пейринг/персонажи: Киль Тэми/Хон Инбан, семья Киль Тэми, мастер Хон, Ли Ингём, Хон Рим, Ли Банчжи
Категория: слэш в каноне
Жанр: драма
Предупреждение: описание убийств. Канонная смерть персонажей
Примечание: название отсылает к труду Дж. Фрэзера, который исследует ритуал сакрального убийства царя-жреца
Содержание: Чтобы стать лучшим воином страны, ты должен убить лучшего воина страны
Примечание: «Песня зеленых гор» цитируется в переводе А. Жовтиса


Ли Банчжи: Ты никогда не сможешь стать лучшим воином страны. Для этого надо получать наслаждение от убийства и радоваться смерти врага. А я по глазам вижу, что ты не такой.
Мухюль: Но ты тоже не такой!
Ли Банжи: Я таким не был. А теперь стал.
«Шесть летящих драконов»

Кэгён, 1388 г.
Меч свистит, лезвие вскрывает грудную клетку, потом горло. Забавно, этот, в отличие от остальных, даже пытался сопротивляться. Но выхватывать второй меч не понадобилось. Впрочем, он и не упомнит, когда это было в последний раз. Кровь заливает лицо убитого, образуя причудливую маску. Если смешать ее с синей глиной, которая тут есть, может получиться интересное сочетание… он наклоняется , готовый проверить свой замысел на теле, но затем одергивается себя. Хон Инбан в опасности. Надо спешить ему на помощь и не отвлекаться ни на что постороннее.
Ну, разве что немного…

«Ты плачешь. птица, надо мной?
Плачь , птица, плачь с утра до ночи…» — поет он, сидя на берегу реки и выплетая цветочную гирлянду. С куклами играть было лучше, но отец отобрал их и все сломал и сжег. Теперь сестры обижаются и кукол больше не дают. Но цветы еще красивее, а красивое он любит больше всего.
Говорят, величайшая удача, которая выпадает в жизни, — это родиться мужчиной. Но он совершенно не видит, какое в этом счастье. Девочки могут наряжаться в красивые платьица, у них есть краски для лица, и украшений им позволено носить гораздо больше. Им можно играть в куклы. Какая радость от того, что ты мальчик?
Только здесь, когда он играет с венками, он успокаивается. И поет люимую песню про зеленые горы и плачущую птицу.
И я печален, как и ты,
и я с утра до ночи плачу….
Но когда возвращается домой, отец хватает его за шиворот. И швыряет об стену.
— Опять рожу намазал, дрянь, поганец эдакий!
Ну да — Тэми добрался до косметики покойной матери, подвел глаза и ресницы. Ведь это так красиво!
Но господин Киль этого не понимает. За что ему такое наказание? Он мелкий землевладелец, немногим выше простого крестьянина, вся надежда , что сыновья сумеют сделать карьеру, военную или чиновничью. И тут боги его наказали. Не зря говорят, что рождение близнецов не к добру, один — непременно от злого духа. И господин Киль точно знает — который. Сонми — мальчик серьезный, твердый характером и благонравный, утешение отцовского сердца. Зато другой…
Отец бьет Тэми долго, пинает с чувством, пока тот, прикрывая разбитое лицо, валяется на полу. Братец Сонми смотрит с болью и состраданием, но не вмешивается. Отец есть отец, его власть над детьми не подлежит сомнению. Сестры с плачем жмутся по углам.
Потом, когда следы от побоев подживают, отец собирает все наличные в амбаре запасы риса — денег у них не водится, — ведет сыновей к мастеру Хону и долго говорит с ним наедине. Уходя, замечает:
— Сонми не доставит вам хлопот. Но клянусь, если вы не сделаете из этого извращенца настоящего мужчину, я его утоплю.
Когда господин Киль уходит, мастер Хон вздыхает. Садится рядом с Тэми. Тот не плачет, он уже готов ко всему.
— Малыш, я все понимаю. Тебе хочется играть. Но знаешь, игрушки ведь бывают не только у девочек. Вот возьми, — он вкладывает в руки Тэми деревянный меч. — Конечно, с виду ничего особенного, но это только для начала. Да и с деревянным можно научится играть в замечательные игры. А если ты станешь достаточно силен, ты получишь стальной… и вот тогда будет настоящая красота!
Про мастера Хона говорят, что он болтун и жулик. Это правда. Еще про него говорят, что он лучший учитель фехтования в стране. И это тоже правда. Играть с мечом оказывается очень интересно, это так захватывает, что Тэми даже забывает про кукол.
Стиль мастера Хона называется «Восточные драконы-близнецы» и основан на фехтовании двумя мечами, который почти никто в Корё не практикует. Поначалу, когда Тэми был еще мал, ему казалось, что драконы-близнецы — это он и Сонми. Но потом понял: это нечто совсем, совсем иное.
Как хороший наставник, мастер Хон уделяет братьям равное внимание и стремится никого не выделять. Но втайне любимцем его остается Тэми. Из Сонми выйдет хороший боец, даже отличный. Но в нем нет того огня, который мастер порой замечает в круглых глазах Тэми.
И все же иногда учителю кажется — было бы лучше, если б господин Киль оставил мальчика его цветам, платьицам и куклам.
Кэгён, 1388 г.
Киль Тэми не знает, сколько прошло времени с того момента, когда он выскользнул, как преступник, из собственного особняка и начал свой кровавый путь по городу. Все еще утро или близится середина дня? Не разберешь. Туман затягивает улицы, наверное, всё же утро, но в этом городе туман и дожди постоянны и неизменны.
Когда Ли Сонге захватил его дом ,точно было раннее утро. Едва рассвело. Киль Тэми, впрочем, не спал — ждал известий от свата. Но какое свинство! Конечно, Ли Сонге всю жизнь провел в войнах и знает, что наилучшее время для нападения — это рассвет, тогда удобнее всего застать противника врасплох, поймать в ловушку. Но, во-первых, с Киль Тэми это не работает — он тоже сражался и всякого повидал, а главное… нет, ну как так можно? Не дать ни позавтракать, ни в порядок себя привести… эти Ли — сущие дикари, даром что аристократы. Здесь, знаете, не северное пограничье, а столица, здесь нужно иметь приличные манеры. Ничего, он научит этим манерам генерала Ли, перед тем как снести ему голову. Говорят, Ли Сонге — первый лучник страны, так же, как Киль Тэми первый мечник. Но когда Киль Тэми доберется до глотки генерала, умение стрелять тому не поможет.
Хон Инбан, напоминает он себе. Сначала спасти Хон Инбана, потом все остальное.

Когда братья Киль превзошли уже большую часть приемов школы «Драконов-близнецов», у мастера появляется новый ученик, младше их годами. Хон Рим его имя, и учителю он не родственник. Он из семьи знатной, хотя и провинциальной.
Мастер никогда не ставит ни одного из близнецов против него — говорит, они старше, это было бы нечестно. Сонми в это не верит. Он говорит — все дело в том, что родители Хон Рима богаты, и если их сыночка побьют дети семьи низкородной, учитель потеряет плату.
Тэми не считает, что причина в этом. То есть Сонми, конечно, прав… но Тэми не уверен, что они сумели бы сейчас побить Хон Рима — у него действительно блестящие способности.
Он много наблюдает за новичком. У Хон Рима есть все, чем природа обделила Тэми. С возрастом он осознал, что некрасив. Не надо даже в зеркало глядеться — достаточно взглянуть на братца Сонми. Вот уж кому бы пригодились те румяна и сурьма, которые отец выбросил, так это Хон Риму. У него безупречные, тонкие черты лица, большие глаза под длинными ресницами.
Странным образом это не пробуждает в Тэми ни зависти, ни желания — а он уже понял, что страхи отца насчет его пристрастий были не напрасны. Только чувство соперничества.
Хон Рим быстро заканчивает обучение , и его отправляют в столицу, в отряд королевских телохранителей. Очень скоро его назовут лучшим мечником страны.
Киль Тэми начинает служить с нижних чинов.

Кэгён, 1388 г.
Один из поверженных — или он там был не один? — перед тем как испустить дух, успел сообщить: Хон Инбан собрал всех стражников, находящихся в распоряжении Трибунала, и отправился штурмовать дворец, чтобы захватить короля в заложники.
Это означает — первоначальный план переворота, столь тщательно обдуманный, по каким-то причинам провалился, и советник действует, полагаясь на удачу.
Это ошибка. Это, прах побери, страшная ошибка.
То есть…это могло бы сработать, если б на месте Хон Инбана был Киль Тэми. Он мог бы захватить дворец, он фактически когда-то уже делал это. Вот только ему такая мысль просто не пришла бы в голову. А умница Хон Инбан не сможет. Потому что у дворца его встретит генерал Чхве Ён. Хон Инбан может сколько угодно считать того выжившим из ума стариком, вообразившим себя защитником престола, но Чхве Ён — опытный воин, а Хон Инбан — книжник, ученый. Сколько бы ни было стражников при Хон Инбане, как бы мало гвардейцев ни шло за Чхве Ёном, при прямом столкновении книжник всегда проиграет воину.
Остается уповать на то, что старый зануда неизменно стремится следовать букве закона ,и не убьет Хон Инбана на месте, а отправит его в тюрьму. Значит, надо найти любимого свата прежде, чем его запрут…

Поначалу Киль Тэми — в военной службе, потом, когда он уже составил себе имя и за ним числилось множество выигранных поединков, на него обращает внимание главный советник Ли Ингём, и он становится чиновником.
Ли Ингём хитер и коварен. Но также — стар и немощен. Ему нужен человек, который был бы не орудием — оружием в правительстве и внушал страх. А Киль Тэми, с его низким происхождением ,нужен сильный покровитель. Он способен оценить выгоды работы на Ли Ингёма. Карьера Киль Тэми круто идет вверх.
Теперь, когда у него есть власть, богатство, статус, он может позволить себе все, о чем мечтал раньше. Он может носить нарядные одежды из экзотических тканей, обвешиваться украшениями до хруста, как угодно красить глаза и щеки. Его слишком боятся, чтоб слово сказать в осуждение. Вслух, по крайней мере.
Всё прочее он тоже может позволить. В столице такие пристрастия не редкость. Чего стесняться, если сам король подает пример?
Его величество, потеряв горячо любимую жену, утратил интерес к женщинам и окружил себя красивыми молодыми людьми, которые, как говорят, столь же искусны в обращении с мечом, как и в постели. И первый из них — Хон Рим. Лучший мечник страны.
Так что в жизни Киль Тэми были и размалеванные красавчики из портовых притонов, и молодые монахи, которые искренне верили, что нарушают обеты, лишь вступая в связь с женщинами, и гвардейские офицеры, искавшие острых ощущений… и все это было приятно… но как-то совсем не обязательно, и — признаться ли? — просто скучно. Будто ему, взрослому человеку, наконец разрешили играть в куклы.
Он оставил общество мужчин и стал проводить время в домах кисэн. Они непритворно нравились ему. Кисэн были именно таковы, каким стал бы он сам, родись женщиной. Нарядные, жеманные, чудесно пахнущие, ласковые, льстивые, лживые, опасные.
К тому времени он уже давно женат. Главный советник нашел ему невесту из подходящего дома. Отца Киль Тэми тоже перевез в столицу. Господин Киль не устает благодарить богов и будд за такого сына и даже чарку ему подает с поклоном. Кто мог знать, что род продолжит и прославит именно Тэми!
Имя отщепенца Сонми, заявившего, что не желает иметь ничего общего с продажным чиновником, приспешником гнусного министра, в доме не упоминается.Впрочем, после того, как Сонми оставил службу в гвардии, о нем ничего не известно.
Два важнейших события в жизни Киль Тэми происходят в один год. Тогда он стал лучшим мечником страны и встретил Хон Инбана.
Он не знал, почему Хон Рим убил короля. Одни говорили, что начальник телохранителей спутался с одной из королевских наложниц, скучавших на заброшенной женской половине дворца, и правда выплыла наружу. Другие — что Хон Рима подкупил кто-то из сановников. А может, стареющий и теряющий рассудок любовник просто надоел Хон Риму. Какая разница? Убив его величество, Хон Рим, наконец, дал Киль Тэми повод сразиться.
Это оказалось даже легче, чем он думал. Хон Рим отлично усвоил приемы учителя, но не разработал собственных. И слишком давно не участвовал в настоящих поединках. И когда Киль Тэми стоял под проливным дождем на залитых кровью противника плитах дворцового двора, ему казалось, что он достиг всего, о чем мечтал.
А вскоре после этого случился мятеж содэбу. Его без труда подавили и начали мести всех замешанных. Тогда в Трибунал, помимо прочих, попал и Хон Инбан — ректор университета, блестящий конфуцианский ученый, вольнодумец, пример для мыслящей молодежи.
Это забавно — три человека, сыгравшие заметную роль в судьбе Киль Тэми, носили фамилию Хон.
Киль Тэми его не допрашивал. Не понадобилось. О том, что случилось, говорили с презрением: Хон Инбан сломался на первом же допросе, сдал всех и принялся служить правительству более яро, чем боролся с ним.
Главный советник, однако, не считал, что Хон Инбаном нужно пренебрегать.
— Он будет искать подходы к нам… и он может быть полезен. Он очень умен, я достаточно его знаю. Его надо использовать. Приглядись к нему.
Киль Тэми приглядывается — тем более что долго ждать не приходится. Хон Инбан и в самом деле ищет к нему подход — предлагает породниться. Подобная наглость не может не восхищать.
Он не соответствует представлению о трусе и предателе, напротив, у него лицо смелого человека — и лицо это отличается мужественной красотой: резкие, но правильные черты, брови вразлет, пронзительные глаза, крупный, насмешливый рот. И, глядя на него, Тэми чувствует, как все, что он задушил, заморозил, замуровал в себе, оживает.
Он не колеблется. Что он теряет, если Хон Инбан его оттолкнет?
Тот не отталкивает.
Кэгён, 1388 г.
Хотя Хон Инбана ведут связанным, идти, как ни странно, легче, чем когда он шел на штурм дворца. Потому что перед тем, как связать, с него стащили доспехи и кольчугу, а он к ним не привык.
Даже теперь он не признает, что его план был ошибочен. План был совершенно правильный и должен был сработать. Только что-то пошло не так. Еще ночью. Тогда и пришлось импровизировать, ему всегда это удавалось. Не захотели бескровно отдать власть — будет вам кровь.
Но стоило Чхве Ёну только возвысить голос, и собственные солдаты Хон Инбана обратили мечи против него.
Он даже не очень этому удивился. Его всегда все предавали. Кроме одного человека.

С того страшного дня, когда не пытка его устрашила, но сознание того, что истины, которые он проповедовал всю жизнь, — не более чем лживое пустословие, он оказался на дне и снова начал свое восхождение — восползание вверх. И для того, чтоб уцепиться при подъеме, он, всеми презираемый трус и предатель, намеренно выбрал самого отталкивающего типа. Киль Тэми воплощал собою всё, что Хон Инбану было отвратительно. Жеманный и манерный, притом абсолютно невежественный, разнаряженный, надушенный и обвешанный драгоценностями, как дорогая шлюха. И эти неизменные сурьма и тушь на жуткой бородатой роже, где круглые глаза слишком близко посажены к носу…
Да, репутация лучшего мечника. Но какое это имеет значение для ученого?
Однако, при всем том, у него была реальная власть. И Хон Инбан, сватая свою дочь за сына Киль Тэми, знал, что ближайший приспешник Ли Ингёма ему не откажет. Он все рассчитал. При всём богатстве и статусе Киль Тэми был худороден, выскочка. Хон Инбан, как бы низко ни пал, — благородного рода. Вдобавок Хон Инбану вернули пост ректора Сонгюнгвана, а сын Киль Тэми там учился. В университете ему будет полезен покровитель.
Все это было отличным, продуманным расчетом. До того мгновения, когда Киль Тэми принялся целовать ему руки. Тогда Хон Инбан испытал… он сам бы не мог объяснить, что он испытал. Но это было что угодно, но не отвращение.
Конечно, потом он нашел всему этому объяснение. Было бы странно, если бы он его не нашел. Раз он решил отбросить все запреты, это должно было произойти не только в политике, но и в личной жизни тоже. Если лететь в бездну, то в самую глубокую, и Киль Тэми в качестве спутника годился как нельзя лучше. Это объясняло всё… объясняло бы, если бы пошлейшая фраза «мне ни с кем еще не было так хорошо» не обретала жизнь. При том, что Киль Тэми совсем не изменился — только что старше стал. Те же яркие тряпки и побрякушки, тот же вызывающий макияж, те же круглые кошачьи глаза, глядящие на Хон Инбана с восхищением или мольбой… те же стремительные движения, ни одна танцовщица не может поспорить с ним… разящая сталь, прикрытая шелком.
В своем сознании Хон Инбан летит в бездну, но на самом-то деле он неуклонно поднимается вверх. Скоро, совсем скоро он получит полную власть над страной. И тогда, так и быть, поделится с Киль Тэми.

Кэгён, 1388 г.
Он все еще не нашел Хон Инбана. Во-первых, попадаются еще в столице сумасшедшие, которые пытаются ему помешать… ну, попадались. К тому времени, когда он сумел подобающим образом накраситься и как следует поесть, они все куда-то подевались. А он только вошел во вкус!
Он давно потерял счет тем, кого убил собственной рукой, но что их количество измерялось сотнями — точно. Но это всегда были вооруженные мужчины, те, кто нападал на него, бросал ему вызов, противостоял с оружием в руках. Никогда в жизни он, кого так боялись в Корё, не убивал женщин, стариков и детей.
До сегодняшнего дня.
Поначалу он просто сметал всех, кто оказывался на его пути. Потом… это стало интересно. И он стал задерживаться, чтобы поиграть.
Воспоминание о Хон Инбане вспыхивает в затянутом кровавым туманом сознании. Нет, он помнит, помнит. И про Ли Сонге тоже помнит. Игра с Ли Сонге — вот что будет самым веселым! А пока он немного разомнется. Так, чтобы никто не ушел.
Покойный господин Киль мог бы быть доволен. Его сын все-таки стал настоящим мужчиной.

Это очень странно — на четвертом десятке лет наконец встретить человека, который принимает тебя во всем. Даже с привычкой красить лицо. Однажды любимый сват рассказал:
— Давно, в старой Силле, когда они еще не выродились и не пали, самые лучшие воины страны, — их называли «хвараны», юноши-цветы, — тоже раскрашивали лица перед боем. Одни говорят — чтоб враги не заметили и тени страха на их лицах, другие — чтобы больше походить на женщин. Потому что прежде хваранов воинами там были женщины… — и усмехался при этом, как будто что-то вспоминал. Он вообще был очень умный, любимый сват, о прошлых временах и чужих странах рассказывал так, будто сам жил там и тогда.
Может быть, всё дело было в том, что благодаря своему посту ректора университета он имел доступ к таким книгам, которые больше никто в Корё не читал. Не только всех задравший конфуцианский канон, не только исторические хроники. Может быть, эти книги попали в университет из библиотек павшей Великой Силлы, может, еще откуда-то. Они были написаны в дальних странах и большей частью повествовали о Римской империи — не той, что существовала сейчас, как объяснял Хон Инбан, а другой, которая была в те же времена, что Когурё, а может, и Кочосон. Киль Тэми не понимал особой разницы, но истории Хон Инбана слушал охотно.
Любимый сват говорил, что в те времена тамошний ван имел больше власти, чем нынешний, но при том он не был единственным царем в своем царстве. Был еще один царь, он назывался Священный царь или Царь Леса.
— Это был не главный иерарх среди монахов, наподобие буддийский патриархов, а воин-шаман.
— Но шаманки — это только женщины.
— Это сейчас… ведь хвараны, о который я рассказывал, тоже были, если вдумываться, воинами-шаманами… не потому ли они раскрашивали лица?.. но я сейчас не об этом. Священный царь охранял дерево, посаженное богами. И стать Священным царем можно было, лишь убив предыдущего. Тот, кто хотел это сделать, должен был сломать ветвь с того древа… и если это удавалось, и новый воин побеждал, он ждал, что неминуемо придет другой воин, и он сам будет убит… однако ж эти поединки длились из века в век, из эпохи в эпоху. Кто знает — потому ли, что они угодны богам, или потому, что неизменны желания воинов доказать, что они лучшие в стране? Я знаю лишь, что пока длились эти священные бои, стояла и старая империя.
Да, Хон Инбан был очень умный. Умный — и совершенно свободный. Раньше Киль Тэми считал, что никто не может вести себя столь же вольно, как он сам. Но любимый сват его превзошел. Во всем. О, кто бы знал, что заучка, которому с младенчества втирали нормы конфуцианской морали, настолько сумеет отбросить всякое подобие стыда? Мастер Хон, старый жулик. «У мальчиков есть свои игры и игрушки», знал бы ты, что сказал.
Но Хон Инбан не желал знать никаких препятствий и в политике. Даже старые советники, насквозь продажные взяточники и интриганы, соблюдали какое-то подобие приличий. А Хон Инбан не то что потерял берега — он нарочно оставил их за горизонтом и вышел в бескрайний океан. Какое-то время кажется, что они управляют страной втроем. Но затем Ли Ингём и Хон Инбан вцепляются друг другу в глотки. Может быть, это тоже священный поединок? Киль Тэми не колеблется, чью сторону принять. Хон Инбан побеждает, но, кажется, не собирается на этом останавливаться.
Киль Тэми никогда ничего не боялся — ну разве что совсем в детстве, когда отец ломал его кукол, но иногда от замыслов любимого свата становится не по себе. Но Хон Инбан уверен в том, что делает, а Киль Тэми следует за ним.
Однажды, когда его паланкин проносят мимо порта, он замечает уличного комедианта на высоком помосте. Тот поет: «Плачь ,птица, плачь с утра до ночи…», кругом толпится народ. Многие вытирают глаза, и не только женщины. И то — голос у фигляра красивый. И в исполнение он, как говорится, вкладывает душу.
Киль Тэми досадливо машет рукой, приказывая нести себя дальше. Он не желает больше этого слышать.
Кэгён, 1388 г.
В толпе, что мечется по улицам смятенной столицы, человек в шляпе-корзинке ниже натягивает ее на глаза. Привычка Тэми раскрашивать себе лицо послужила хорошую службу. Те же черты без сурьмы и туши покажутся незнакомыми. Но всё же следует соблюдать осторожность и не показывать лица.
Киль Сонми не вмешивается в происходящее, хотя он один из немногих, кто мог бы вмешаться. Но он не получал такого приказа. Однако он намерен досмотреть всё до конца. Он не уверен, что способен победить Тэми. И в любом случае, он не станет самолично убивать родного брата.Как бы ни твердили ему, что согласно правилам братства, он должен быть готов убивать даже родных и любимых, он на это не способен.
Но подтолкнуть на нужную тропу того, кто способен, он смог.
По другой улице идет человек в заношенном черном кафтане. Он тихо напевает песню о зеленых горах и плачущей птице. У него очень красивый голос, но он давно уже не зарабатывает на жизнь уличными выступлениями. Теперь он принадлежит к дому великого генерала Ли Сонге. Тот принял его и на службу, и в род, дав ему свою фамилию. Но это не главное. Ли Банчжи отточил свои навыки на японских пиратах и наемных убийцах. Теперь клинок велит ему перейти на высшую ступень.

Хон Инбан не успевает заметить, когда стражники вокруг него начинают падать, словно колосья под серпом. Они тоже не замечают — Киль Тэми вылетел из тумана слишком стремительно. Хон Инбан приходит в себя, лишь когда Киль Тэми разрезает на нем ремни.
— Ты пришел…
— Как я мог не прийти? — Киль Тэми смеется.
Хон Инбан сжимает его руки — пальцы унизаны перстнями, на ладонях мозоли от меча. Таков весь Киль Тэми.
— У меня нет никого, кроме тебя,-— Хон Инбан внезапно понимает, что говорит не только о политике. Совсем не о политике. — Мы выберемся из города и отправимся на юг.
Конечно, он предусмотрел возможность отхода. Как бы ни был уверен в победе — предусмотрел. Но Киль Тэми высвобождает руки.
— Ты уходи. Я должен вернуться и убить Ли Сонге.
— Не надо, пожалуйста. Давай просто уйдем. — Хон Инбан не думал, что когда-либо скажет это. Он ненавидит себя за мольбу, звучащую в голосе, но это действительно всё, чего он хочет сейчас. Уйти с Киль Тэми и быть с ним там, где их никто не знает.
— Нет. Я убью Ли Сонге. А потом я убью всех.
Круглые глаза смотрят в упор. И Хон Инбан понимает, что не знает этого человека.
Слишком поздно. Киль Тэми и вправду любит Хон Инбана. Но больше всего Киль Тэми любит убивать.

@темы: корейское, фанфики

---

[Grissel]

Взаперти и в темноте
Канон: Королева Сондок

Персонажи: Чукбан, Сохва, Годо, прочие упоминаются

Категория: джен
Жанр: психология
Содержание: они сидят взаперти и в темноте

Стоит открыться двери, как Чукбан начинает ныть, молитвенно складывая скованные руки, клянчит снисхождения, клянчит милосердия, которых — прекрасно знает — не дождется. Его, правда, вылечили после допроса с пристрастием, но лишь потому, что он зачем-то нужен. Но он ноет и молит, молит и ноет, преувеличенно трясясь от ужаса.
Он даже почти не притворяется. Ни один мошенник, гордящийся своим бесстрашием, не доживет до его лет. И никогда Чукбану не было так страшно, как в последние недели. Госпожу Мисиль он боялся всегда. А теперь, после пытки, осознал, что не меньше боится и генерала Сольвона. Хорошо быть таким придурком, как Годо, начисто лишенным воображения. Он только подражает всему, что делает хённим, а в промежутках сладко храпит либо клянчит еду. Но Чукбан-то отлично представлял, что с ними способны сделать эти двое. И, приникая к зарешеченным окнам, к щели в дверях, каждый раз боялся увидеть, как во двор храма, названия которого он не знал, вплывают носилки сэчжу, а за ними следует военный министр.
Однако трусливый мошенник тоже не живет долго. Главное — определить, кого и чего надо по-настоящему бояться. И, скуля и ноя, Чукбан цепким взглядом окидывал сквозь приоткрытую дверь расположение примыкающих к храму построек, подсчитывал количество охраны. Пожалуй, после того, как подлечили его раны и ожоги, можно было дать деру. Несмотря на то, что дверь заперта, а руки скованы. Делов-то, богиня милосердная! Его, конечно, обыскали, когда повязали, и отобрали оружие, да не особо ему оружие и было нужно. Главное – отмычка, запрятанная в башмаке, а обувку-то проверить эти олухи не додумались, брезгуют. От кандалов избавиться можно в любой миг, а если дверь отпереть не удастся, у нас здесь Годо, сила есть — ума не надо, высадит дверь только так. Точно, они могли бы уже быть на свободе.
Если бы не эта женщина.
Женщины всегда были его слабостью. И не в том смысле, о котором всякий бы подумал. То есть не только в этом.
За всю жизнь он натворил много такого, чем не стоило бы хвастаться. И, если ему была с того выгода, без колебаний мог подставить или обмануть любого человека, даже того, кого называл близким другом. Но только если это был мужчина. Как ни странно, его мозолистая и редко бывшая в употреблении совесть не позволяла обижать женщин. А поскольку обладал определенными лекарскими навыками, мог и помочь. Порой вполне бескорыстно. И представьте себе, это бескорыстие приносило ему успех у женщин , ему — человеку не сказать чтоб красивому и сильному, а пожалуй, что и не шибко молодому — больший, чем многим смазливым молодчикам, швырявшимся деньгами и подарками. Но тут был не тот случай.
Эта женщина была по-настоящему больна. И она была матерью Токман.
Он понятие не имел , во что такое вляпалась Токман, если за ней идет охота по всему королевству. И коль на травлю поднялись первые люди Силлы, это нечто столь страшное, чего даже он, хитроумный Чукбан, не способен представить. И он вовсе не был уверен, что Токман непременно погибнет. Эта девчонка умудрялась выпутываться из самых безнадежных переделок. И вот вернется она, найдет его и скажет — что же ты, хённим, бросил в беде мою мать? И не то чтоб страшно ему становилось, а как-то муторно от мысли, что Токман его не простит.
А не бросить — как? Если взять с собой при побеге, она их задержит. И тогда будет совсем плохо.
Монах, который пользовал Чукбана, лечит и ее. Да еще и рассуждает — не для слушателей, а для себя: душевная рана женщины слишком давняя и глубокая, лечение потребует много времени… Нашел перед кем знаньями хвастаться, перед ним, новым воплощением великого ХваТа! Или Чукбан еще с монастыря не видел людей, переживших страшный испуг или несчастье? Одни после этого и впрямь подвигались рассудком, у других из-за пережитого словно бы невидимая рука перехватывала горло, не давая произнести ни слова, мешая выразить, что они чувствуют на самом деле.
Это женщина слаба, испугана, она часто плачет, но безумна ли она? Порою она, кажется, полностью уходит в мир своих кошмаров, но стоит ей услышать имя дочери, как она пробуждается, оглядываясь вокруг то с ужасом, то с надеждой.
— Вы не бойтесь, матушка Токман, — говорит он. — Мы — друзья вашей дочери, очень хорошие друзья, и я, и вот этот балбес. — Чукбан поворачивается, чтоб дать привычный подзатыльник Годо, и с досадой обнаруживает, что со скованными руками это невозможно. — И она нас всех спасет. Было уже дело — повязали нас и казнить хотели, а она прям до его величества пробилась. Освободите , говорит, моих отца и брата! Отец — это я , стало быть, а брат — вот этот придурок. С тех пор мы — не разлей вода. И Токман нас не бросит.
Чукбан врет, легко и привычно. На самом деле он не верит в то, что говорит. Тогда Токман и впрямь спасла их от казни, но чудеса не повторяются. Надо рассчитывать на себя.
Его глаза привыкли к темноте, он вглядывается в лицо женщины, пытаясь углядеть родственное сходство с Токман. Не видит ни малейшего. У Токман черты правильные, но резкие, выступающие скулы, подбородок упрямый, и все вместе выражает несвойственную женщинам решительность. Вдобавок она долговязая и тощая при широкой кости, не зря ж даже Чукбан несколько лет принимал ее за парня.
А эта женщина круглолица, черты мелкие и в то же время удивительно милые. Сама она маленькая, и если б не хворала, наверное, была бы кругленькой, эдакой пышечкой. Сейчас она страшно исхудала, и вид у нее измученный, но, богиня милосердная, как же светится изнутри ее лицо, когда Чукбан говорит о ее дочери! А у него как-то странно щемит в груди.
Умом скорбная? Да этот ученый монах сам умом скорбный. Она все прекрасно понимает. И чтоб ее излечить — не травки нужны, не иглоукалывания и прижигания. Ее здоровье погубила великая горечь, а излечит великая радость. Это вам сам новый Хва Та говорит, дураки вы все!
Он не может устроить ей встречу с дочерью, но он может ее придумать. И еще что-нибудь такое, приятное, духоподъемное, он мастер на эти побасенки. Особенно нужно это после того, как охранники за дверью помянули, что принцесса Чхонмён умерла. И женщина тогда задрожала и разрыдалась, как будто это значило для нее что-то важное. Чукбан снова убеждается, что она не безумна, и начинает плести байки еще старательнее.
— А если Токман в пути и задержится, тоже не пугайтесь. Главное — кушайте хорошо , чтоб крепче быть. Сами убежим и в горы подадимся, а может и куда подальше, что нам, в Сораболе медом намазано. Найдем какую-нибудь деревушку маленькую и заживем на славу, такому мастеру на все руки, как я, везде будут рады…
Женщина кивает, и при виде того, как его слова встречают понимание, Чукбан вдохновляется еще больше.
— А потом Токман нас найдет, и заживем мы все вместе! Нет, правда же! Зря что ли она тогда пред его величеством меня своим отцом назвала? Сама богиня эти слова в уста ей вложила! Есть у нее матушка, есть и отец, все вместе мы — семья, чем плохо? Хотя нет, — он морщит лоб. — Токман с нами жить не сможет. Она же за Юсин-рана замуж выйдет, может, и вышла уже. Господин Ким Сохён , конечно, против будет, он же князь и сват королю, а Токман девушка простая, но Юсин-ран упертый, он своего добьется, что я его, не знаю? Так что быть Токман княгиней, а может, и принцессой, но нас она все равно не забудет…
Он врет, и знает, что врет, но видя, как улыбается маленькая измученная женщина, Чукбан хочет, чтоб его измышления стали правдой.
До той минуты, пока он не услышит шум схватки во дворе , и тьма их заточения не покажется единственным убежищем.

@темы: корейское, фанфики

---

[Grissel]

Лучший друг
Канон: Королева Сондок

Персонажи: Сондок, Ким Альчхон
Категория: джен


Краткое содержание: Дружба — звезда, а любовь — только свечка. (с) Александр Дюма


--Ты — мой самый лучший друг, — говорит женщина, сидящая за рабочим столом.
Человек, стоящий у дверей, кивает.

Именно так. Не Юсин, вместе с которым она прошла столько испытаний, который когда-то был ей ближе всех, и который, пока жив, останется опорой престола. Не тот, другой, что неслышно возникает за ее плечом, чтобы положить на стол очередные списки — по арестам и установлению слежки, — она давно поняла, что без этого государство тоже не живет.

Тот, кто сторожит ее покой и в бою прикроет от летящей стрелы. С кем можно поговорить, когда терзают сомнения, и чье молчание не угнетает. Кто хранит ее тайны, и кто не побоится высказаться, когда считает, что она ошибается. Первый человек в королевстве, который присягнул ей.

Единственный друг, какой дозволен правителям.

Могло ли это стать дружбой без всяких оговорок?

Вероятно, могло — в другой жизни, после войны за крепость Сокхам. Тогда она была бы просто рада дружбе с этим человеком, не включая его в свои планы и не строя дополнительных расчетов.

Но для этого она не должна была быть той, кем была, и тем паче — кем стала.

Конечно, она не думала о дружбе, когда назначила Альчхона начальником стражи. Назначение следует из способностей человека, это единственно верный путь.

Верный. То самое слово. И один из лучших бойцов, что она знала — а это немаловажно.

Но не в одной верности дело. У нее нет причин сомневаться в том, что Юсин и Пидам, как Альчхон, пойдут за нее на дыбу — а Юсин и побывал ведь — и на смертный бой. Но то, что движет ими, не сводится к преданности. Пусть то, что было между ней и Юсином, давно отболело — да и было ли? А безумное желание, которое она видит под прикрытыми веками Пидама, скорее пугает, чем притягивает. Она тянет слишком тяжкую ношу, и люди вокруг нее успели подзабыть, отчего умер ее отец и в каком возрасте. В том самом, когда нужно жить не чувствами, а головой. Ей не нужны страсти. Альчхон не влюблен в нее, и никогда не был. Он не потревожит ее сердца, которое и без того ноет и бьется неровно, и скрывать это становится все труднее. От него в особенности.

Они понимают друг друга лучше, чем кто-либо. Но есть вещи, которые она понять не может, а он никогда не расскажет.

Почему Альчхон-ран, лучший в гвардии, живущий по кодексу, идеальный рыцарь, пропитанный традициями, не только признал когда-то правоту худшего среди рядовых, плевавшего на дисциплину, но и подчинился его решению? Почему тогда, когда кодекс, традиции и собственные желания приказывали ему умереть, он подчинился преступнице, стоящей вне закона, и положил свой меч к ее ногам?

Альчхон знал, как умереть с честью.

Нандо Токман, принцесса Токман, государыня — знала, как выстоять и в итоге победить.

Он был прирожденным воином. Но есть люди, рожденные, чтобы вести за собой воинов. Даже если они держат меч, как ухват. Государыня знает ромейское слово «харизма», Альчхон — нет, но смысл его он бы понял. А если харизма помножена на королевскую кровь, такой человек рожден править.

А дело воина — служить. Потому что иначе он не воин — а убийца.

О да, конечно, все они служат государыне. Но для Юсина служение — замена былой любви. Для Пидама — возможность быть рядом с государыней, лихорадочная надежда на то, что может случиться. Для Альчхона служение важно само по себе, это смысл его жизни, усмирение хаоса в порядок — и свет, озаряющей тьму.

Это единственная дружба, которую воин может предложить правителю.

— Ты — мой лучший друг, — говорит государыня.

— Да, — отвечает начальник стражи.

@темы: корейское, фанфики

---

из текстов с ЗФБ

[Grissel]

Моцарт и Сальери
Канон: «Художник ветра (Рисующий ветер)»
Краткое содержание:
О, небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?..
А.С.Пушкин, «Моцарт и Сальери»
Примечания: 1) автор не знает, почему личное имя вымышленного персонажа Чан Хевона совпадает с творческим псевдонимом исторического Син Юнбока, который более известен как Хевон, и имеет ли это значение.
2) Дохвасо — королевская академия художеств в Чосоне.

Чан Хевон ненавидит Син Юнбока. Хотя это низко и недостойно янбана и конфуцианца.
Правда, в среде художников зависть и ненависть — явления нередкие, отрицать это невозможно. Но пока в академию Дохвасо не поступил младший сын господина Сина, Хевон знать о них не знал. И с чего бы? Небеса всем благословили его — достойным происхождением и статусом, умом, здоровьем, красотой. И главное — талантом. Ему было точно об этом известно. И вовсе не потому, что он сын ректора и все кругом ему льстят. Но, происходя из рода художников, с младенчества окруженный шедеврами живописи и каллиграфии, привыкнув слышать разговоры об искусстве ещё до того, как научился понимать значения слов, он легко распознавал ценность рисунка и талант его автора. И знал, что стоит выше всех своих соучеников. Способности, помноженные на старания, достойный выбор темы и знание теоретических трудов обеспечивали ему высокие оценки преподавателей, уважение студентов, а в будущем — славу и звание королевского живописца.
До того, как появился Син Юнбок.
Чан Хевон не мог относиться к нему, как к сопернику. Тоже сын преподавателя — и что? Здесь таких едва ли не половина. К тому же его отец ниже рангом, чем отец Чан Хевона. Даже самый вид новичка не вызывал ничего кроме презрения — мелкий, тщедушный, пучеглазый, лишенный сколько-нибудь приличных манер, — он был бы сущим грязнулей, если бы старший брат, Син Янбок, хлопотавший вокруг младшенького, как наседка, не следил, чтоб тот не забывал переодеваться в чистое, не мыл за него кисти и не заполнял тушечницы. Умом он тоже явно не отличался. И вот это убожество, это чучело легко, без малейшего напряжения обходило блестящего Хевона по всем дисциплинам. Да ещё издеваясь при этом, ибо при сложении лягушонка наглости у Юнбока было как у быка.
Хуже всего, что Юнбок тоже не считал Хевона соперником. И вообще никого. В очередной раз оскорбив и унизив побежденного противника, — понятие великодушия было ему чуждо, — Юнбок тут же забывал о его существовании. Поначалу Чан Хевону казалось, что тот прикидывается — ведь не бывает же так, невозможно!
Но нет. С кистью или углем в руках, перед чистым листом бумаги Юнбок забывал обо всем и обо всех, проваливался в какой-то иной мир, и пока он рисовал, к нему не могли пробиться ни братская забота, ни наставления преподавателей, ничто, ничто. Как пьяница не может оторваться от бутылки вина, пока не осушит её до капли, так Юнбок был поглощен рисованием. Работал он быстро, как в лихорадке, не прерываясь на сон или еду. Но то, что выходило из под его кисти или грифеля… одни студенты восхищались увиденным, другие скабрёзно гыгыкали, а Хевон приходил в ужас. Работы Юнбока были прекрасны и чудовищны одновременно. Они нарушали все законы и правила — как художественные, так и государственные. Они не имели права на существование. Неужели Юнбок этого не видел? Он дурак, конечно, но не до такой же степени!
Тогда он ещё не понимал, что Юнбок вовсе не дурак. Всё гораздо хуже.
Слишком зол был тогда Хевон.
В конце концов, кто восхищался картинками Юнбока? Дураковатые студенты и их подружки. Люди понимающие неизменно их осуждали. И Хевон предвидел, что рано или поздно Юнбок свернет себе шею. Но этого было недостаточно. Чан Хевон хотел признания со стороны тех, кто сам достоин восхищения. И когда из ссылки в академию вернулся Ким Хондо, казалось, момент истины настал. Какие бы сплетни ни ходили о Хондо, даже в опале он несомненно оставался лучшим живописцем Чосона. Если кто-то был способен оценить талант Хевона, то именно он.
И что же? На первом занятии на прекрасный, развернутый ответ Чан Хевона с отсылками к классикам Ким Хондо отозвался небрежным: «да, конечно», а когда Юнбок понес какой-то бред насчет того, что «рисунок — это страсть», повёл себя как человек, очнувшийся от долгого сна. Или как тот, кто в чужой стране услышал обращение на родном языке.
С этого момента занятия превратились в беседы Хондо с Юнбоком. Они разговаривали через головы других студентов, что-то чертили на бумаге и доске, а Хевон понимал хорошо если несколько слов. Двое сумасшедших, молодой и старый (а Ким Хондо ведь стар, ему весьма за тридцать), нашли друг друга.
Тогда Чан Хевон впервые подумал о Юнбоке как о сумасшедшем.
Ну ладно Хондо, не зря же он в ссылку попал…
Но Чонхян, прекраснейшая из кисэн Ханяна, ей-то что в этой теории живописи? Чан Хевон из кожи вон лез, чтоб добиться её благосклонности, осыпал подарками, устраивал пирушки, не скупился ни на деньги, ни на самые цветистые комплименты — и напрасно. Но стоило Юнбоку забрести на вечеринку — им же, Чан Хевоном, устроенную и оплаченную, и начать нести обычную свою невнятицу, недоступную пониманию нормального человека, как она не могла отвести взгляда от этого заморыша, не потратившего на дары красавице ни гроша. И похоже, взглядами дело не ограничилось.
Когда же непристойное поведение Юнбока, нарушение им всяких границ приличия вызвало законное негодование властей и работы его были признаны оскорбляющими мораль, власть и религию — как они кинулись к нему на помощь! Как упорно Син Янбок пытался принять на себя вину брата, как Ким Хондо пытался устроить побег ученику, и как Чонхян после всего случившегося вовсе потеряла голову. Как будто они не понимали, чем рискуют: Син Янбок — жизнью, Ким Хондо — свободой и должностью, Чонхян — репутацией.
Чан Хевон не может понять, почему они все так любят Юнбока, и неважно, есть ли то любовь братская, наставническая или плотская, ведь нет же в нём ничего достойного любви.
Неужели за то, что Син Юнбок — гений?
За это любить нельзя. Потому что в жизни Юнбока есть только одна подлинная страсть, всё другое и все другие будут на втором месте.
Или же потому, что выйдя из морока, Юнбок отвечает на любовь всей силой своей темной души?
Чан Хевон вспоминает, как братья Син сидели у плахи под проливным дождем, взявшись за руки, отчаяние на лице Хондо, когда непутевый ученик, который должен был скакать прочь от столицы, заявился на суд, как Чонхян, забыв стыд и приличия, бродила вокруг здания Дохвасо — и ничего не может понять.
Он понимает лишь, что ненавидит Юнбока.
Если бы Син Юнбок хоть словом, хоть намеком дал понять, что хочет быть его другом, Чан Хевон бросил бы всё и побежал за ним.

@темы: корейское, фанфики

---

[Grissel]

На рутрекере -новые корейские сериалы, на данный момент онгоуинг.
"Джекпот" ( "Королевский куш") - история, приключения.
"Зеркало ведьмы" - фэнтези. ( это совсем новый только анчали переводить)

@темы: корейское

---

Фанарт по китайским сериалам

[Snitka]

Нагуглился у меня один автор артов к китайским сериалам. Как зовут не скажу, потому что китайского не знаю, но ник вроде бы 千景绘 (если ошиблась, поправьте). Не все дорамы удалось опознать, выкладываю арты только по знакомым.
Список Ланъя.






Легенда о древнем мече.






Путешествие Цветка(?)



Легенда о возвышении жены наследного принца


Все картинки кликабельны.

Здесь

fotki.yandex.ru/users/snitka1973/album/230977 остальные арты.
Источник

частично тут

www.duitang.com/album/?id=74816271&spm=2014.125..., частично гугл по нику автора.

@темы: китайское, фанарт